Это был не бунт «бессмысленный и беспощадный». Это было вооруженное восстание, возглавленное носителями просвещения. То есть событие в России, по его мнению, невозможное. Потому проблема и решалась на средневековом материале – сугубо теоретически.
Но то, что осенью 1835 года он думал об этом, – само по себе чрезвычайно симптоматично. И не менее симптоматично, что во главе мятежников поставил он поэта. В 1834 году он писал:
«Что значит аристокрация породы и богатства в сравнении с аристокрацией пишущих талантов? Никакое богатство не может перекупить влияния обнародованной мысли. Никакая власть, никакое правление не может устоять противу разрушительного действия типографского снаряда. Уважайте класс писателей, но не допускайте же его овладеть вами совершенно».
Весной 1834 года мысль о благотворности мятежа была для него совершенно запретной. Этим и объясняется последняя фраза. Осенью 1835 года он, быть может, и не написал бы ее.
Поэт во главе мятежа…
Однако не это было главным в его внутреннем, духовном движении 1835 года.
9 ноября он начал перекладывать стихами библейскую «Книгу Юдифи».
Притек сатрап к ущельям горным
И зрит: их узкие врата
Замком замкнуты непокорным;
Стеной, как поясом узорным,
Препоясалась высота.
И над тесниной торжествуя,
Как муж на страже, в тишине
Стоит, белеясь, Ветилуя
В недостижимой вышине.
Сатрап смутился изумленный –
И гнев в нем душу помрачил…
И свой совет разноплеменный
Он – любопытный – вопросил:
«Кто сей народ? и что их сила,
И кто им вождь, и отчего
Сердца их дерзость воспалила,
И их надежда на кого?..»
И встал тогда сынов Аммона
Военачальник Ахиор
И рек – и Олоферн со трона
Склонил к нему и слух и взор.
В предпоследней строке этого отрывка есть одна деталь, которой нет в библейском тексте, – трон. Царский атрибут. Спор идет между тем, кто «высок смиреньем терпеливым», и человеком на троне – деспотом. И сила, которая дает возможность противостоять деспоту, – высокое смиренье, чистота, высота.
Стоит, белеясь, Ветилуя
В недостижимой вышине.
Пушкин пытался выстроить для себя новую защиту, которая была сродни его прежним декларациям, но без их гордыни – «Ты царь: живи один». Теперь это было уже не для него. Теперь он обращал к себе то увещание, которое когда-то послал декабристам в острог, – «храните гордое терпенье». Гордость – не гордыня. «В молчании добро должно твориться», – писал он в 1835 году. «…Муж на страже, в тишине…»
В неоконченной поэме «На Испанию родную…» (по Соути) готский король Родрик, разбитый в бою маврами, достигает победы духовной. Его оружие – высокое смирение. «Тихий свете» из «Странника».