Энергия действия, в том числе и энергия сопротивления ненавистному государству, была очень высока в годы Гражданской войны 1918–1921 годов. Но она была разнонаправленна. Контекст, общественный и политический, был разорван. Сегодня он куда более цельный и определенный.
Толстой считал, что историческое движение дает результаты лишь тогда, когда масса дифференциалов истории, миллионы индивидуальных воль оказываются единонаправленными. Нечто подобное произошло 19–21 августа. При этом совершенно справедливо говорят о бездействии в роковые дни большинства граждан России, Москвы, Ленинграда. Но ведь нигде не возникло и массового движения в поддержку путча. Это чрезвычайно симптоматично: дееспособная часть населения либо оказалась против путча, либо соблюла нейтралитет. Это и есть нормальная политическая жизнь. Даже во время Гражданской войны в вооруженной борьбе участвовало безусловное меньшинство населения. А если бы не насильственные мобилизации с той и другой стороны, то количество бойцов было бы еще в несколько раз меньше. Практическая борьба – удел авангарда общества. Те 120–150 тысяч ленинградцев, что вышли на улицы 20 августа – и есть общественный авангард Ленинграда – Петербурга.
«Известия» от 3 сентября сокрушенно констатировали:
«Дело свободы защищало лишь активное меньшинство, причем в основном состоящее из молодежи. По самым оптимистическим подсчетам, вокруг Белого дома сгруппировалось около ста тысяч человек, это более чем из восьми миллионов москвичей!»
Но, во-первых, больше половины москвичей – дети и старики. Во-вторых, если в Москве нашлось порядка ста тысяч человек, готовых рискнуть головой ради свободы, не сулящей в обозримом будущем особых материальных благ, значит, дело прочно.
Путч потерпел отнюдь не военное поражение. В ночь с 18 на 19 августа сила была на стороне путчистов. Они не прибегли к крайним мерам в Москве (Крым далеко, Горбачева рано или поздно они надеялись уговорить) именно из боязни крайнего же противодействия. Отсюда явная установка на видимость законности. Воля к действию мятежников растворилась и увязла в новом политико-психологическом контексте, как бронемашины с растерянными экипажами увязли в толпе возле баррикад. Отсюда непоследовательность и нерешительность действий таких привыкших к решительности учреждений, как КГБ, МВД…
Новым политико-психологическим контекстом, насыщенным энергией сопротивления, объясняется решимость другой стороны – защитников демократии.
Утром 21 августа перед Ленсоветом группа молодых людей – от 20 до 30 лет – обсуждала план борьбы с возможной атакой БТР и танков. Дело даже не в профессионализме этого обсуждения – все они служили в армии, водили БТРы, прекрасно знали их слабые стороны – дело в том, что стояло за этой спокойной, жесткой беседой. Их политическое мировосприятие энергично сформулировал тридцатилетний рабочий: