– Можно хоть вскрыть, – сказала Анжела, – ничего не изменится.
– Действительно, – сказала Евгения.
– Только вскроем, – сказала Мария.
А Жанетта ничего не сказала, но думала так же. Анжела поднялась, достала из буфетного ящика острый нож, в свое время вскрывший так много солдатских писем, взяла итальянский конверт в левую руку, правой рукой просунула в него кончик лезвия и вспорола край.
И тут все взорвалось; дверь махом распахнулась, и на фоне грозового пейзажа в проеме показалась фигура Марии, и дождь, ливший уже полчаса, превратился в потоп такой силы, что слышалось только, как во дворе схлестываются друг с другом потоки воды. Видали в этих краях дождевые паводки, за миг превращавшие землю в дно морское, – но чтоб такое! Тут все было иначе, вода не разливалась по земле, а яростно обрушивалась на нее, превращая всю местность в огромный гудящий барабан, а потом снова взлетала в небо пенными грохочущими фонтанами. Мария миг постояла у двери среди всеобщего оцепенения и устрашающего грохота воды. Потом закрыла дверь, подошла к бабулькам и протянула руку к Анжеле. Та, не понимая, что делает, вложила ей в руку письмо. Мир перекувырнулся и снова встал на ноги, дождь прекратился, и в обретенной тишине кролик, томившийся в соусе, булькнул так, что все вздрогнули. Анжела взглянула на Марию, та взглянула на Анжелу. Все молчали и были, как никогда, несказанно рады сидеть на тихой кухне, где из латки пахнет кроликом, все смотрели на Марию, у которой в лице появилась некая новая торжественность, и чувствовали, что в ней выкристаллизовался какой-то неведомый каркас души.
– Что, милая? – сказала наконец Анжела, и голос ее чуть дрогнул.
Мария прошептала:
– Не знаю. – И поскольку никто не говорил ни слова, добавила: – Я знала, что мне письмо, – и пришла.
Что делать, когда ритм судьбы ускоряется настолько? Простодушие, которым полнилась горница этой фермы с ее булькающим рагу, хорошо тем, что принимает все, с чем не может справиться. Слова Марии не противоречили извечной вере в то, что мир создан прежде людей и, значит, не исчерпывается их объяснениями. Лишь бы малютка была жива и здорова! И пока Евгения готовила отвар боярышника, все снова расселись по стульям, с которых разом поднялись, когда налетело ненастье, и прилежно ждали, когда Мария собственноручно откроет послание, которое на этот раз безропотно встретило натиск ножа. Из распечатанного конверта Мария вытащила сложенный вчетверо лист бумаги, такой прозрачно-тонкой, что чернила просвечивали насквозь и потому только с одной стороны листа были написаны следующие строки: