– Нарушивший волю – поплатится, – добавил нотариус.
Выйдя на улицу, Пьетро вскрыл конверт, где было два листа. На первом листе была исповедь отца, на втором – стихотворение, написанное его рукой. Пьетро был потрясен, ему показалось, что он никогда так близко не соприкасался с адом.
На вилле он застал Аччиавати в обществе Леоноры.
– Я не могу продать вам эту картину, – сказал он ему. – Мой отец не должен был соглашаться на эту сделку.
– Я уже заплатил.
– Я верну вам деньги. Но вы можете в любое время приходить и смотреть на нее.
Аччиавати возвращался не раз, и они подружились. В очередной его приход они уселись в зале возле патио и стали обсуждать предложение, полученное Аччиавати из Милана, – дирижировать тамошним оркестром.
– Я буду скучать без Леоноры, – сказал Пьетро.
– Моя судьба – Рим, – ответил Густаво. – Мне придется много гастролировать, но жить я буду здесь и здесь умру.
– Зачем обрекать себя на то, чего можно избежать? Рим – это ад, в нем остались лишь склепы и подкуп.
– У меня нет выбора, – пояснил молодой Маэстро. – Эта картина прочно привязывает меня к Риму. Но ведь ты точно так же можешь покинуть город. Ты богат и можешь торговать произведениями искусства во всех столицах мира.
– Я остаюсь, потому что не знаю, как простить, – сказал Пьетро. – И потому блуждаю в прошлом.
– Кому ты должен простить? – спросил Аччиавати.
– Отцу, – сказал Пьетро. – Я знаю, что он сделал, но не знаю причин. Но я не христианин и не могу простить, не поняв, в чем дело.
– Значит, ты будешь терпеть ту же муку, от которой страдал всю жизнь.
– Есть ли у меня выбор? – спросил Пьетро.
– Да, – ответил Аччиавати. – Прощать легче, когда можешь понять. Но когда ты не понимаешь, то прощаешь, чтобы не мучиться. Каждое утро ты будешь прощать, не понимая, и на следующее утро все начинать сначала, но сможешь наконец жить без ненависти.
Потом Пьетро задал последний вопрос:
– Почему эта картина притягивает тебя?
– Чтобы ответить, мне надо сказать тебе, кто я такой.
– Я знаю, кто ты.
– Ты знаешь лишь то, что видишь. Но я расскажу тебе сегодня про невидимую часть меня, и ты поверишь, потому что поэты всегда знают, что есть правда.
Под конец долгой беседы, которая длилась до зари следующего дня, Пьетро сказал:
– Выходит, ты знал моего отца.
– С его помощью я пришел к этой картине. Я знаю, что он совершил и сколько тебе пришлось за это заплатить. Но сейчас я не могу сказать тебе ни причины его поступка, ни почему он так важен для нас.
Может, все дело в магии предка, через голову которого они обменялись этим взглядом? Или новая симпатия возникла оттого, что все в эту ночь было срочным и опасным? Минуту, может быть, Клара смотрела на Пьетро и, не зная ни событий, ни имен, понимала все, что было у того на сердце. Она видела, что ему пришлось бороться и отступать, страдать и прощать, что он ненавидел и научился любить, но боль покидает его лишь затем, чтобы вернуться снова и снова. И это было ей тем понятней и ближе, что она читала то же самое в сердце Марии. Та не могла простить себе, что показала Евгении красный мост и возможность обмена. В человеческом сердце Клара могла читать так же легко, как текст, написанный печатными буквами, и она понимала, как можно связать эти сердца друг с другом и успокоить, потому что теперь она обладала властью рассказывать играя. Клара мысленно поместила предка слева у клавиатуры, и после первой взятой ноты ей показалось, что он настраивается на нее. Потом она послала в пальцы огромное желание рассказать о прощении и о единстве.