На мгновение, он прижимает свое сильное тело к ее, чтобы дать себе возможность успокоиться. Его дыхание на ее затылке ощущается резкими потоками, смешиваясь с ее, в прохладном, пыльном воздухе. Все произошло слишком быстро. Сейчас он выходит из нее более мягко, даже осторожно.
Она начинает подниматься, но он прижимает ее обратно, удерживая.
– Позволь мне вытереть тебя. – Его голос звучит грубо, в нем слышится отголосок страсти, которая была между ними только что. Он отрывает бумажное полотенце из рулона на книжном шкафу.
Она извивается от прикосновения бумаги к ее нежной плоти. Она оборачивается, чтобы забрать у него полотенце, но он останавливает ее руку.
– Позволь мне. – Повторяет он.
Закусывая губу, она позволяет ему закончить.
– Здесь слишком ярко, – шепчет она.
Она может видеть путь, которым он прошел за полотенцем. Нагибаясь, она открывается ему. Ее влагалище, ее попка – все это, как на ладони. Угол шкафа врезается ей в живот, теперь это более заметно без тумана возбуждения.
Он проводит пальцем по ее внутренним губам через складочки к ее попке, вызывая в ней дрожь.
– Ты так прекрасна здесь. Везде.
Это причиняет ей боль, то, что он подразумевает это как противоположность себе, но она не знает, как успокоить его, не поднимая вопроса. Доброе слово может провернуть нож, который уже сидит в нем, если она будет неосторожна. В конце концов, он решит проблему сам.
– Ты не должна была делать это, – говорит он.
– Делать что?
– Заниматься со мной сексом в кабинете, потому что те девушки оскорбили меня.
Он произносит это так категорично, без эмоций, такой контраст по сравнению с теплой радостью, которая наполняла его голос несколько секунд назад, что она чувствует, как разочарование отражается в ее сердце. Значит, он слышал их. И он все это время знал, что двигало ею, но как он будет интерпретировать это, что это была жалость, а не… ну, а что это было на самом деле? Доброта? Любовь? Она хочет, чтобы он был счастлив, чтобы не волновался, но мир всегда будет судить его, всегда будет издеваться и унижать его из–за шрамов, которые он получил, защищая свою страну.
И вот теперь она понимает, почему он держал ее склоненной – из–за своего признания. Это завеса исповеди, где расстояние и темнота позволили его словам вырваться на свободу. Тот факт, что он признал это, сильно задевает ее за живое. Он готов принять этот секс, но он не считает, что заслуживает его, и он готов освободить ее от дальнейших обязательств.
Она оборачивается, не обращая внимания на проклятую границу, что разделяет его лицо в ее руках. Две стороны, одна - с точеной челюстью мягкой щетиной, с волосами, другая – неровная и с недостатком волос. Удивление мерцает в его глубоких карих глазах.