– Хватит, прекрати! Мне очень жаль. Но я напоминаю, что я тебе обещал, что твое пребывание здесь оплачено. All inclusive. Включая штаны, если ты малость раздашься в бедрах.
– А я напоминаю вам, что меня это смущает.
– Ах, ну да, точно. Ты же феминистка.
– Нет. Но я не привыкла, чтобы меня покупали.
– Я тебя не покупаю. Выкинь это из головы. Я покупаю вещи для тебя и твоего сына. Это совсем другое.
– Я так и не поняла, почему вы предложили мне поехать.
– Ты не обязана понимать. Я даже не совсем уверен, что тут есть что понимать. Ты возникла на моем пути, как кремень. А я кроманьонец, который безуспешно искал его, чтобы разжечь костер на краю дороги.
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
– Ты согреваешь мне душу.
– Хотелось бы мне знать как?
– Мне тоже. Я просто констатирую. Разве обязательно понимать все?
– Вы что, влюблены?
– Успокойся, я не собираюсь тащить тебя в гостиничный номер, чтобы с гордостью думать, что еще могу завалить малолетку. У тебя внутри есть какое-то сияние. Вот и все. А мне хотелось добавить чуть-чуть света в мои серые будни.
Тут Жюли задумалась, где он мог разглядеть это сияние. У нее-то такое ощущение, что ее жизнь, если бы не сын, была бы сплошными серыми буднями.
– Да где же вы видите этот свет?
– В твоих глазах.
– О, только не надо про глаза. Это самый неуклюжий из известных мне приемов соблазнителя – сказать девушке, что у нее красивые глаза.
– Я тебе не говорил, что они красивые. Я сказал, что в них свет.
– Гм…
– Что не мешает им быть красивыми.
– Ну вот видите!
– Полина была вроде тебя…
– Полина?
– Моя первая жена. Мать Жерома…
– Была?
– Она умерла, когда ему было три года.
– А я думала, она вас бросила.
– Знаю.
– От чего она умерла?
– От рака вульвы. У молодых такого вообще не бывает. Он за три месяца скрутил ее. Врачи ничего не смогли сделать. Только калечили ее. Ни за что. Полина была моим огоньком. Когда он погас, я так и не смог согреться. А теперь вот уже неделю ко мне вернулось ощущение в спинном мозге, возможно даже в грудной клетке и в животе. В кончиках пальцев. Крошечные искорки зажигаются то тут, то там и заставляют меня поверить, что внутри еще может стать тепло.
– А ваша вторая жена?
– Холодный свет. С Марлен я тридцать лет прожил как перед холодильником с открытой дверцей.
– Зато светло.
– Наоборот, темно. Мне кажется, я пропустил тридцать лет своей жизни и только очнулся после дурного сна.
– Вас ведь не насильно женили?
– Нет, но я был в растерянности, с трехлетним ребенком на руках. Мы встретились у общих друзей, я подумал, что мы сможем провести вместе остаток жизни и что Жерому с ней будет лучше.