Обличитель (Пий) - страница 133
Окончательно сбитый с толку этой полубезумной тирадой, я спросил:
— Ну и кто же я, по-вашему, на самом деле? О ком вы говорите?
— Будет вам, — сказал Макгэнтер, фамильярно подмигивая мне, как сообщник. — Понимаю, вы хотите, чтобы я первый сказал вам: господин директор по проблемам человеческих взаимоотношений, вы тот, кого французы прозвали «обличителем».
— Что?! — я подскочил, совершенно ошарашенный.
— Да, господин обличитель, позвольте вас поздравить, вы провели всех, кроме меня разумеется, кроме Ральфа Макгэнтера — одного из трех или четырех самых могущественных людей на земном шаре. Отныне вы будете работать со мной в Де-Мойне, в Нью-Йорке, вы будете моим личным сотрудником. Вы начнете с будущей недели. А теперь расскажите мне все, со всеми подробностями: эта история меня очень занимает.
И президент «Россериз и Митчелл-Интернэшнл» приблизил свое лицо — сдерживая жадную, сардоническую улыбку, затаившуюся в уголках его губ.
Значит, я — обличитель! Вот тебе раз! Господин Макгэнтер, видите ли, добился того, чего не удалось ни его частной полиции, ни его вице-президенту, ни французским руководителям фирмы! Оказывается, дело «Россериз и Митчелл-Франс» его просто забавляло. Это было любопытное приключение, способное снять нервное напряжение у человека, озабоченного свержением правительств или сменой режимов, которые его не устраивают, и время от времени ставившего в тяжелое положение валютные системы некоторых стран. Что-то он задумал на этот раз? Захочет ли он договориться с эмирами или, наоборот, решит принудить американских правителей силой захватить нефтяные месторождения и залежи минерального сырья? А может, проведет сразу оба маневра? Среди этих многотрудных задач французская фирма предложила ему неожиданное развлечение. Только подумайте! Смешные листовки таинственным образом распространяются на улице Оберкампф, кто-то, подражая голосу генерального директора, организует нелепые мелодраматические похороны, и в это же самое время стена дает трещину! Тогда Макгэнтер разрешает себе поездку инкогнито в Париж, в лучшем стиле классических романов плаща и шпаги. Потому что, сидя в одиночестве вдалеке, в своем роскошном укрепленном лагере Де-Мойн, он сам разгадал эту загадку и таким образом посрамил всех, кто беспомощно барахтался в клоаке «Россериз и Митчелл-Франс». Только вот беда — Макгэнтер ошибся: обличитель — не я! И он сделал еще одну ошибку, грубую ошибку, когда так легко отнесся к происшествию во французском филиале, ибо этот случай предвещал кризис гораздо более серьезный, чем нехватка нефти или повышение цен на сырье: кризис умов, эру убийств в недрах громадных американских и транснациональных предприятий, а следовательно, и эру убийств в постиндустриальном обществе, плохо освоившем свои электронно-вычислительные машины и не переварившем награбленные богатства. Значит, этот человек считает меня обличителем. Пусть так. Как же я должен себя вести? Ну что ж, не буду пока его разубеждать. И чтобы правильно понять — почему, следует вспомнить об умонастроениях руководителей того времени. Прежде всего человеку моего уровня очень редко удавалось встретить во плоти одного из корсаров, которые в те времена опустошали мир. Эти люди утверждали, что они более могущественны, чем политические вожди, и, к несчастью, часто бывали правы, так как вызывали войны или заключали мир по собственному усмотрению и в своих интересах, определяя объем производства, цены на товары и условия товарооборота. Следовательно, директор по проблемам человеческих взаимоотношений, достойный этого титула, не мог упустить случая сделать скачок по иерархической лестнице на своем предприятии или излить все, что у него накопилось на сердце. Тот, кто встречает столь могущественного человека, либо старается оскорбить его, либо вытянуть у него доходное местечко. Но в тот день я отчетливо сознавал, что мой случай — особый. Обличитель, как видно, не очень-то любил свое предприятие и своих начальников. И, по-видимому, именно это и нравилось Макгэнтеру. Итак, играя роль обличителя, я мог одним выстрелом убить двух зайцев: высказать свое критическое мнение и тем самым поднять себе цену. Чем враждебнее я буду говорить о «Россериз и Митчелл-Франс», тем больше буду походить на обличителя и тем больше у меня шансов заслужить одобрение Макгэнтера. Я повел себя так хитроумно, что даже теперь, спустя много времени, мне приятно это вспомнить. Прежде всего я принялся все отрицать, но без всякой горячности.