Кристина вошла в кафе и заказала себе булочку с кофе. В карманах после этого засвистел такой же ветер, как и на улице. В кафе было тепло и уютно. Кофе казался особенно вкусным. За стойкой шипел экспрессо, тихо шуршало в бокалы пиво.
Кристина, сидевшая за столиком у окна, видела, как к танцующей Миа подъехали на обшарпанном мотороллере две девицы и плеснули в нее чем-то красным. После чего быстро уехали.
«Идиотки!» — прокричала им вслед Миа. Потом собрала свои пожитки и направилась в кафе. Через пять минут Миа вышла из женской уборной и без приглашения уселась за столик напротив Кристины. На ее курточке виднелись замытые пятна.
«Я Миа, — представилась она просто и тут же спросила, указав на окно:-Ты видела этих дур? Каждый раз обливают меня кетчупом».
«Зачем?» — поинтересовалась Кристина.
«Наверное, им это приносит удовольствие. Как ты думаешь, сколько мне лет? Ни за что не догадаешься!»
Вообще-то на глаз Кристина дала бы ей лет сорок — сорок пять. Впрочем, свою догадку ей озвучить не удалось, так как Миа снова заговорила, причем не придерживаясь в своем монологе одной нити. Нитей было много. И они были короткие и разноцветные, как и сама Миа.
Миа играла, не осознавая этого. Она говорила много, самозабвенного не утомительно. Она поведала о своей поездке в Нью-Йорк, о своем последнем приятеле, пытавшемся приучить ее к марихуане, и как ее стошнило, о каком-то редком значке с изображением Джими Хендрикса[25], который она тут же продемонстрировала, о гнусных обедах, которые готовят в благотворительной столовой при церкви, и об отце Вилли, которого она задалась целью соблазнить. Все смешалось в ее монологе. Наверное, такая же каша была и в ее голове.
А потом Миа, словно увидела Кристину впервые, спросила: «Что с тобой случилось, скажи мне?».
И спросила, словно добрая сердобольная тетушка у потерявшейся в парке девочки.
От этого тона у Кристины навернулись слезы. В своем непосредственном порыве Миа обняла ее, погладила по волосам. Именно этого простого сочувствия, как оказалось, Кристине и не хватало. Она заплакала в объятиях немолодой сумасшедшей уличной танцовщицы, десять минут назад обрызганной кетчупом. Вот и сейчас Кристине хотелось заплакать. Несчастья мира ничто перед несчастьем одной судьбы, одного человека. Потому что мир многолик, а человек один. Бесконечно один перед лицом рока. Ему негде спрятаться, пусть даже убежище и кажется надежным. Единственная надежда и спасение для такого человека — участие и искреннее сочувствие.
Кристина молча обняла Тимофея, притянула к себе его макушку.