Тимофей ей нравился. Полгода они ходили в кино и на концерты, гуляли по городу, после этого она решила, что пора вознаградить его за долготерпение. Это случилось всего неделю назад и ничего, кроме стыдливого недоумения, не оставило в ее лихорадочной памяти. Она пустилась в это плавание по великой реке, в которую рано или поздно бросались все женщины, почти каменея от волнения, с закрытыми глазами и без всяких иллюзий, подспудно питаемых ею до этого. Тимофея она не винила. Он, насколько она интуитивно угадывала, делал все правильно — нежно и красиво. Однако восприятие ЭТОГО именно в таком качестве было, судя по всему, из того же разряда, что и невинно хлопающие ресницы, надутые губки и кокетство. И Майя совершенно не понимала, что надо делать, чтобы не чувствовать себя так неловко. И так глупо.
Тимофей задумчиво шел рядом. Она украдкой смотрела на него и не могла понять, что же заставляло его быть с ней? Почему он не исчез, как все остальные, через пару недель? Зачем эти долгие паузы в их разговорах? Почему так мучительно хочется найти новую тему, но всякий раз оказывалось, что они об этом уже говорили.
Сам Тимофей никак не мог решить, что же чувствует к Майе. То ли привязанность, то ли обезличенное желание ощущать рядом хоть чье-то присутствие. «С таким же успехом ты мог бы завести собаку или кошку», — подзуживала его какая-то неуправляемо-ехидная часть сознания. Он отмахивался, злился на себя и сам удивлялся, с каким внутренним нежеланием набирает ее номер.
Они оба выдохлись в своих отношениях. Пришли к чему-то и теперь не знали, куда идти дальше. И надо ли было идти?
Тимофей знал, что Майю часто бросали парни. Она сама обмолвилась об этом иронично, как о забавном жизненном курьезе, не доставлявшем больших хлопот. Возможно, в том все и дело. Ей не хватало кокетства и простой женской хитрости, делавших отношения между мужчиной и женщиной более… захватывающими, что ли. Не такими однообразными.
Возможно, Майя все это также понимала, потому и приняла решение. На этот раз сама.
Они молча прошли через темный парк, и тут Майя решилась.
— Послушай, Тим, — сказала она, остановившись у бетонного парапета возле Свислочи. — Я думаю, нам не в чем винить друг друга.
— Винить?
— Да. За это молчание каждый раз. Мне кажется, мы молчим не потому, что нам нравится гулять молча.
— А разве нам не нравится? — улыбнулся он, пытаясь притянуть ее к себе. Она мягко отстранилась.
— Не надо. Ты же знаешь, я не люблю актерства в обычной жизни. А сейчас мы больше чем когда-либо похожи на актеров, которые забыли текст и глупо пытаются импровизировать. Знаешь, я и сама не понимаю, зачем дала то объявление. Теперь вот неспокойно от всего этого. Может быть, я просто привыкла быть одна. Привыкла сама себе готовить, сама о себе беспокоиться. Так проще. Мне кажется. Теперь же я постоянно беспокоюсь о другом. О том, позвонишь ли ты и позвонишь ли вообще. Я словно подвешенный на ниточке груз. Мучаюсь, гадая, когда ниточка оборвется, чтобы уже больше не терзаться сомнениями.