— А до Марии что-то было?
— С партнершами — нет, но десять лет назад он получил предупреждение по поводу простого нападения. На свою мать.
Рей почувствовал привкус желчи во рту.
— Мы думаем, что Петерсен женат на женщине, участвовавшей в деле о наезде на Джейкоба Джордана, — сказал он.
Натали встала и направилась к стене, сплошь занятой металлическими шкафами картотек. Она выдвинула один из ящиков и начала перебирать его содержимое.
— Вот, — сказала она. — Это все, что у нас есть на Дженнифер и Иена Петерсенов, и чтение это, честно говоря, не из самых приятных.
45
Выставки, которые ты проводила, были нудными. Места проведения были разные: переоборудованные склады, студии, мастерские. Но люди — всегда одни и те же: шумно веселящиеся либералы в цветистых шейных платках. Женщины — грубые и самоуверенные; мужчины — вялые подкаблучники. Даже вину там не хватало индивидуальности.
В течение недели выставки в ноябре тебе было особенно тяжело. За три дня до этого я помог перевезти туда твои работы, и весь остаток недели ты проводила там, готовясь к открытию.
— Сколько времени может уйти на то, чтобы расставить несколько скульптур? — спросил я, когда ты вторую ночь подряд пришла домой очень поздно.
— Мы рассказываем там свою историю, — ответила ты. — Посетители двигаются по залу от одной скульптуры к другой, и важно, чтобы все экспонаты правильно говорили с ними.
Я рассмеялся.
— Ты только себя послушай! Какая чушь! Просто убедись, что ярлык с ценой выглядит красиво и хорошо читается, вот и все дела.
— Ты не обязан туда идти, если не хочешь.
— Так ты не хочешь, чтобы я пришел?
Я подозрительно взглянул на тебя. Глаза у тебя блестели чуть ярче обычного, а подбородок был поднят чуть более вызывающе. И я задумался, что вызвало в тебе такую joie de vivre[16].
— Просто не хочу, чтобы ты там скучал. Мы это перенесем.
Вот оно в чем дело: в твоих глазах мелькнула непонятная тень.
— Мы? — переспросил я, приподняв бровь.
Ты растерялась и, отвернувшись, сделала вид, что занялась мытьем посуды.
— Филип. С выставки. Он у нас куратор.
Ты начала вытирать внутреннюю поверхность кастрюли, которую я поставил отмокать. Я встал у тебя за спиной и прижал тебя к мойке так, что мои губы оказались на уровне твоего уха.
— О, так он у нас куратор, да? Именно так ты к нему обращаешься, когда он трахает тебя?
— Ничего такого и близко нет, — сказала ты.
Со времени начала беременности у тебя появился какой-то особый тон, когда я говорил с тобой. Он был чрезмерно спокойным, таким голосом ты могла бы говорить с капризничающим ребенком или с психически больным. Мне это очень не нравилось. Я немного отодвинулся, а когда ты выдохнула, резко толкнул тебя вперед. По звуку, который ты издала, было понятно, что у тебя перехватило дыхание, и ты двумя руками уперлась в край мойки, чтобы снова вдохнуть.