– Подумать только, Эстер заставляла пациентов страдать только ради того, чтобы припрятать немного морфия! Ужасно! Я никогда не смогу ей этого простить!
– Она не совсем лишала их обезболивающего, Фредди, просто давала половинную дозу. Всего за три ночи, что Эстер дежурила в палате, в ее распоряжении было примерно восемь гран. Допустим, она оставила себе четыре, с двумя гранами, что были у нее первоначально, и четвертью грана, которые она позаимствовала из твоей сумки в тот день, когда мы собирались поехать покататься – она, конечно, не знала, что ты оставила немного себе, – получается шесть с четвертью гран. Да еще четверть, которую она не дала Хиггинсу. Это, конечно, смертельная доза, да еще с учетом того, что ей удалось ввести морфий себе в вену.
– Она поэтому так быстро умерла?
– Конечно. В противном случае это могло тянуться несколько часов, Эстер впала бы в кому и все такое. Вряд ли Муну удалось бы ее спасти инъекцией стрихнина, но, наверное, старик сделал первое, что пришло ему в голову. Если бы не Коки, может, он бы ее и вытащил.
– А когда инспектор ворвался в комнату до того, как Мун успел дать ей противоядие, они оба сказали: «Слава богу!»
– Ну да. Мун, по-видимому, понял, что для бедной Эстер игра проиграна. И лучше дать ей умереть.
– Но, Джарвис, Кокрилл к тому времени уже знал, что это Эстер убила Хиггинса и Бейтс…
– Вы помните, как Мун остановил Эстер, когда она собиралась признаться? Полагаю, чтобы спасти ее, он был готов взять вину на себя. В конце концов, он не слишком дорожил жизнью, даже тогда.
– А велосипед, который он видел? Велосипед действительно был красный?
– Нет, конечно, – сказал Барнс. – Кокрилл пытался вывести Эстер из равновесия, заставить ее сказать правду, хотя десять-пятнадцать лет назад, когда сын Муна погиб, у почтальонов действительно были красные велосипеды. Но это был серебристый велосипед, принадлежавший одному молодому парню, который жил по соседству. Мун не раз мне об этом говорил.
Джарвис поднялся.
– Еще по кружечке?
– Нет, Иден, теперь моя очередь.
Вудс похлопала себя по животу:
– В меня больше не влезет, иначе я просто лопну с ужасным грохотом!
– Ну, ты скажешь, любовь моя! – воскликнул Иден.
Решили, что пора уходить.
Фредерика и Барнс шли под ручку.
– Вуди, дорогая, расскажи, как дела в больнице?
– Ах, мой дорогой, без тебя там просто тоска, без тебя и Эстер. Я живу в коттедже с Мэри Белл и ужасной девушкой по фамилии Бассет. Мэри, конечно, милая, она регулярно умывается и вообще ведет себя нормально, ну, например, спит с открытым окном, однако Бассет ужасна. Сестра-хозяйка хотела подселить к нам Хибберт, но я ей сказала: «Мадам, мы знаем, что Хибберт спит в трусах и в майке, потому что я помню, в каком виде вы ее однажды отправили в бомбоубежище. Согласитесь, мадам, что Хибберт – это уже слишком!» Она смилостивилась и сказала, что поселит к нам Бассет. Теперь мы с Мэри иногда жалеем, что не согласились на Хибберт с ее трусами и майкой.