Принимая капли опиумной настойки, падре уже и думать забыл о приступах морской болезни. Он много ел, а потом много спал. Один раз огромный матрос случайно наступил подкованным сапогом на руку Винченто… Папский легат даже не почувствовал боли! Другой раз корабельный кок, обозленный жалобой падре капитану Ричардсону на нехватку пищи, приложился к руке Винченто раскаленной кочергой. Как бы случайно. Рука священника даже не дернулась.
Матросы на шхуне стали роптать. Ибо даже святой человек, вроде Франциска, которого испанские язычники жарили на раскаленных углях, и тот орал. Выходило так, что падре либо святее Франциска, либо – сын беса…
Капитан Ричардсон вызвал всех матросов на палубу и при них велел падре собрать вещи и переехать на вторую шхуну.
– Мы догоняем врагов, – громко сказал капитан, – будет бой. Вам, падре, следует находиться в безопасности.
Матросы смеялись. Только один матрос странного, неанглийского вида имел печать печали на лице. Он стоял позади остальных и, казалось, плакал.
Падре протолкался к несчастному, взял его за плечо и повел на нос шхуны.
– Будет исповедь! – прокричал он капитану.
Капитан Ричардсон не ответил: он следил, как матросы готовили шлюпку. Боцман стоял на корме и орал на вторую шхуну, чтобы готовились принять святого отца.
Падре отвернулся и лизнул несколько капель из штофа, затем спрятал его в сутану и решительно встал напротив матроса.
– Грешен, сын мой? – спросил он у Николы Сужина. – Покайся…
Сужин с тоской слушал иноземное непонятное бормотанье. Эх, сюда бы сейчас православного попа!
– Да иди ты от меня, – прошептал Никола, – я другой веры.
Для верности слов он сильно толкнул падре. А Винченто решил, что печальный моряк желает целовать крест, болтающийся на его груди. Падре даже не обратил внимания, что тот говорит непонятные слова.
– Давай, давай, целуй крест благословенной нашей Церкви! – закричал падре и стал тыкать четырехконечным нагрудным крестом в лицо Сужину.
Никола развернулся и саданул падре в ухо. Священник упал. Матросы опять захохотали. Подбежавший боцман пнул Николу в живот, тот согнулся от боли. И так, согбенного, боцман погнал Сужина по палубе. Вторым ударом сапога англ сбросил Сужина в трюм.
Когда разъяренный боцман поднял голову от темной дыры в трюм, перед ним стоял улыбающийся падре Винченто. Он держал перед собой нагрудный крест. Сладко пропел, а не проговорил:
– И ты грешен, сын мой! Покайся…
Боцман издал свирепый рык, схватил Винченто поперек огромного живота и в три шага подтащил к борту. Падре головой вниз свалился в шлюпку.