Горсей в истории с грамотой в водочной фляге врал как безбожник на исповеди. Слава Богу, московские дьяки, заранее зная, где ловкий посланник «в обе стороны» будет прятать весьма «содержательную» царемосковскую грамоту, дали Горсею сунуть во флягу листок датской бумаги с безобидным текстом. Натуральную же царскую грамоту московские сапожники, обшивавшие Кремль, надушили персидскими «каплями любви» и вшили в правое голенище горсеевского сапога. Благо, посол, а точнее – шпион Горсей, любил на Москве заказывать обувь. И дешево, и крепко, и вычурно красиво. В Ойропах таких сапог ни у кого не имелось.
Осип Непея, особинный посланник Москвы, тогда, пять лет назад, торговавший у Англии десять мастеровых по литейному делу, месяц ждал в Лондоне приезда Горсея. Со злости на месячную задержку с возвращением модного куртизана, запросто украл его правый сапог, взрезал, достал особую грамоту, а испорченный сапог утопил в Темзе.
Той, настоящей грамотой, царь московский Иван Четвертый начинал с королевой английской Елизаветой частную матримониальную переписку. О желанном соединении двух владычествующих сердец – своего и королевиного. Такую грамоту, такой силы, надобно бы пускать с небесным ангелом, по воздуху. Да вот только ангелы небесные грамот по человеческому заказу не переносят.
Капитан Ричардсон не боялся тайного обыска, ибо в послах никогда не состоял и про таковский обряд не ведал. Он выпил две чаши рейнского вина, прожевал кусок свинины, две жареные колбаски и упал лицом в блюдо с подливом.
Не в колбасках, а в рейнском вине особые придворные растворили убойное изобретение Парацельса – опиумную настойку. Но Вильям Ричардсон потом всю свою короткую жизнь боялся червей и пиявок. В последний момент, когда глаза еще видели, что лицо падает в подлив, капитану явно померещилось, что там плавают черви и пиявки. Опиум, он такой…
Не боялся тайного обыска и Макар Старинов, ибо про таковские обряды ему строго поведал дядька, Осип Непея. У Макара, окромя складного ножа древней чувашской работы, ничего ценного не имелось. Правда, в дорожной суме, вместе с куском мясного пирога, лежали две четвертинки простой бумаги, извилисто разрисованные. Будто дети баловались. Так ведь бумагу личный секретарь капитана мог хранить для соблюдения чистоты тела, как нижнее полотенце.
На самом деле на четвертинках бумаги Осип запечатлел для племянника чертеж, каким путем выбираться из Англии, в случае чего, а еще – каким путем уходить ему с Оби в московские пределы, буде доведется Макару попасть на Обь стараниями англов.