Сын…
Александр Михайлович мысленно с удовольствием повторил это слово.
СЫН.
Как же приятно оно звучало! Сколько в нем было силы, изначальной радости. Оно придавало уверенности в себе и делало жизнь не такой бессмысленной.
Да, в этом слове была цель. В нем была гордость. Не пустая гордыня, подкрепленная только призрачными успехами, а настоящая твердыня, на которой держится самоуважение любого мужчины.
СЫН.
Александр Михайлович теперь с волнением, которого давно не испытывал, всматривался в лицо парня, сидевшего напротив него.
Черт побери, он действительно мог быть его собственным сыном! Если так…
Сердце Александра Михайловича, алчное и жестокое, полное всей человеческой грязи, застучало радостней.
Ему захотелось узнать его побольше. Понять его. Угадать его тайные желания.
Мир, на который он раньше смотрел сквозь уродливую призму, теперь открылся…
— Ты когда-нибудь был в Испании? — спросил Александр Михайлович.
— Нет, не был. Все как-то руки не доходят путевку купить, — съязвил Вадим, почувствовав перемену в его настроении.
— Побываешь и без путевки. Ксюха, держи платок и вытри ему лицо, — приказал он, протягивая ей платок и только что открытую бутылку шотландского виски.
— Что, этим? — переспросила она.
— Да, да, этим! Не мочой же твоей!
Ксюха пересела к Вадиму, смочила платок дорогой янтарной жидкостью и начала стирать с его лица кровь.
— Это моя Ксюха, — представил ее Александр Михайлович. — Лярва еще та, но в постели вытворяет такое, что любую экстрашлюху за пояс заткнет. И все ей мало. Сегодня спрашиваю, где с утра шлялась, все одно талдычит: «В солярии, в солярии». А вот по глазам этой курвы хохлятской видно, что что-то не то. А, Ксюха! Ведь все равно узнаю, с кем шляешься. А если узнаю, сама понимаешь, что будет. Голову оторву вот этими руками.
Александр Михайлович рассмеялся, видя, как Ксюха фыркнула.
— Как видишь, Вадим, это и есть моя семья. Не богато, конечно, но другой нет.
— Что вы намерены делать со мной? — спросил Вадим решительно, еще не совсем понимая, что вдруг произошло.
— Пока не знаю. Но ты мне нравишься. Может, твоя мать действительно не соврала. У меня же нет детей. Врачи придумали какую-то заковыристую болезнь. Поэтому ты, возможно…
— Я вам должен тридцать тысяч. Не считая процентов, — жестко сказал Вадим.
Александр Михайлович поморщился.
— Хватит! Забудь! Нужны мне эти гроши! К тому же я ничего не потерял. Да, кстати, вот твои… — толстяк вытащил из кармана пачку сотенных долларовых купюр, — деньги. Будем считать, что мы оба немного развлеклись. Никто ничего не потерял.