Самое удивительное, что это действительно было неважно. Конечно, это мог быть ее дом, ее жизнь, и, если признаться честно, ей ничего не хотелось так страстно, как погрузиться в проблемы вроде того, грязные ли в мойке тарелки. Но поразилась она не этому. Грудь… Она не могла оторвать от нее взгляда.
— Потрогай, — хихикнула Дорин.
Джинни остолбенела. Неужели Дорин бисексуальна? Сама она больше не считала себя лесбиянкой и уж никак не собиралась заниматься этим с Дорин.
— О, Дорин, я не…
— Тыкай! Вперед!
Джинни вежливо дотронулась до замечательной груди и ощутила твердую, гладкую, с нормальным соском…
— Как настоящая, правда?
— А разве…
— У меня не грудь, а сплошное недоразумение. К прошлому Рождеству я сделала Спарки подарок.
— Они великолепны! Джо Боб, конечно, в восторге. — Джинни вспомнила его разочарование, когда он увидел ее бюстгальтер.
— Он на них помешан. Знаешь, — она понизила голос, — если ему позволить, он всю ночь будет их тискать… О черт! Джинни, милая, ты никогда не простишь меня…
— Успокойся, все в порядке.
Дорин повела ее в смежную со спальней комнату и рывком открыла дверцы встроенного шкафа. Серебристые вечерние туалеты, замшевые брючные костюмы; прозрачные блузки, колготки; тонкие, как паутинка, струящиеся водопады чулок; кружевное белье; шляпы; юбки: миди, макси, мини; теплые рейтузы; платья, платья, платья; дюжины пар туфель, сапог и босоножек — каждая с подходящей в тон сумочкой. Джинни подавила зевок.
Дорин хихикнула:
— Знаешь, я помирала со смеху, слушая, как ты объясняешь Спарки, почему не можешь трахнуться с ним по-настоящему. Как мы с Доулом.
Джинни возмутилась. Значит, тогда ее подслушивали? Она кивнула на «поле Спарки».
— Неужели тебе не жалко проводить время голой, имея столько туалетов? — и устало добавила: — Моя мать в больнице. Мне пора.
— Ах, какой ужас! Надеюсь, ничего серьезного?
— Не знаю. Не думаю, что серьезно. У нее это уже бывало.
— Спарки, дорогой, — позвала Дорин, — ты знаешь, что мать Джинни в больнице?
— Чего? — спросил он, не отрывая глаз от телевизора.
— В больнице, дорогой.
— Еще рано, детка. У тебя всего три месяца.
— Не я. Мать Джинни, любимый. Это она в больнице.
— А, черт побери! — он наконец повернулся к ним. — Мне очень жаль, Джинни. Это серьезно?
— Не знаю. Мне пора возвращаться к ней. (На самом деле она собиралась ехать в хижину, но зачем им это знать?)
— Подожди! Ты не видела еще ванную! — Дорин потащила Джинни по коридору, распахнула какую-то дверь и включила свет. Перед ними было огромное, во всю стену, зеркало. «Ну и вид у меня», — ахнула про себя Джинни. Она отвернулась и скользнула взглядом по желтому кафелю, полотенцам, туалетной бумаге — все в тон, даже круглая сауна, бальзам для волос и косметика. Она вздохнула и перевела завороженный взгляд на Дорин. Какая молодчина! У себя дома, днем, не ожидая гостей, она нарумянилась, подвела глаза, накрасила брови, губы, от нее пахнет духами, а если вдохнуть поглубже — то и малиновым экстрактом для волос. Белокурые волосы уложены в безупречную прическу, ногти отполированы… В глазах — да-да, она не ошиблась — ярко-желтые контактные линзы. Искусственная грудь вздымается при каждом вздохе, в животе — зародыш «Халлспортского пирата»… Интересно, какую часть тела можно назвать ее собственной?