Крупной тяжестью вселенской грозди,
То есть нашей общностью, горды…
И Ему, и нам в ладони гвозди…
Все за всех. Какие там жиды!
Все на плаху!.. Век проблему сузил,
Гордиев перерубая узел…
Август. Полдень. Даже в октябре
Здесь жара, и бешеный от зноя —
Месяц императора: заре
Выходить из черного покоя
И сейчас же, накаляясь, жечь…
Утренней звезды прозрачный холод,
Словно льдинка, тает. Надо течь
Золоту расплавленному. Голод
Никого не мучит, жажда — всех,
Сон тяжел, и нервен вялый смех.
Выжжена трава. Араб в пустыне,
Может быть, другого ничего
И не знает, огненной святыне
Даже рад, а мне-то каково?
Солнца я не обоготворяю
(Хоть на севере его люблю)
И, томясь, в Апулии сгораю
И свои страдания целю
Ожиданием зимы: сырая,
Здесь она, до кости пробирая
Ревматическим сирокко, льнет,
Мокрым и холодным облипает,
Грязно, пасмурно, и дождь идет,
Вот в каком живу я чудном крае,
Да еще под оком часовых
И с людьми, которых заключенье
Как ударом оглушило. Их
Ссоры, бедствия, недоуменья
Были бы и климата страшней
Без чудесной помощи твоей…
Одурманивается влюбленный
Иногда и на десятки лет,
Если дан ему неблагосклонный
На его сгорания ответ.
Не таков ли даже ты, Лауры
Верный и чуть-чуть манерный друг,
И дальнейших Вертеров фигуры
И, конечно, будущих. Для слуг
Очень благородных вечной дамы
Эта роль по ходу нашей драмы
Выбрана из тысячи других,
Чтобы возвеличить бескорыстный,
Нежный и печальный подвиг их,
Грубости враждебный ненавистной.
А пока на полюсе другом
Двое после первой ночи брачной
Нам поют о счастии своем
В долгой жизни, только ли невзрачной?
Это Филимонов и Бавкид
Тихое над холодом обид.
Старость донимает и потери
Неизбежные до той, большой,
До последней… Но живет Пульхерий
С Афанасиями нежный строй.
Старосветские при всех режимах
И во все века, они вдвоем
В радостях, для глаза еле зримых,
Доживают мирно. Кто о чем!..
Счастие безгрешного уюта
Ведь и в наши дни дано кому-то.
Так по-своему на путь толкнуть
Подвига и вдохновить, конечно,
Могут многие, но жизни суть
И настойчиво, и человечно
Перед изнывающим раскрыть —
Дело Беатриче… С мудрой Биче
Снова я дерзну тебя сравнить,
Славя от нее твое отличье:
Ты не в облаках, в пыли земной —
Чудо, смертный, страстный гений мой!
Вижу беспредельное богатство
Духа твоего хотя бы в том,
Что уныние — как святотатство
Для меня с тех пор, как мы вдвоем.
Мука, да… ужасные ошибки
(Но теперь все реже) и борьба
С худшим «я», большая, без улыбки,
И освобожденного раба
Счастие, и в воздухе повсюду
Нежности твоей, подобно чуду,
Заливающая мир волна…
Все облагорожено тобою.
Как любовь телесная бедна!
Мне казалось, что другой не стою.