Рабочие еще не вернулись к ужину, и Треслер, подойдя к бараку, застал там одного Аризону, сидевшего в дверях на свернутом одеяле и устремившего взгляд на бесконечную бурую равнину, как будто ничто другое не интересовало его в целом свете.
Взглянув мельком на Треслера и подобрав конец одеяла, чтобы дать ему место, он снова погрузился в созерцание далекой прерии. И так они долго сидели рядом, размышляя каждый о своем.
Наконец Аризона первый нарушил молчание.
— Ну? — вкладывая в это короткое слово множество вопросов.
— Джек ставит меня на работу с завтрашнего дня. Сегодня я буду спать в бараке, — ответил Треслер.
— Я знаю. Когда-нибудь я застрелю этого парня, если никто не сделает этого раньше.
Треслер взглянул на него с удивлением.
— В чем дело? Что-нибудь новое?
Вместо ответа Аризона энергично сплюнул. Затем он произнес сквозь зубы:
— Это свинья!
— Которая не делает чести своей породе, — заметил Треслер с улыбкой.
— Не делает чести! — воскликнул Аризона, вращая белками и раздувая ноздри. — Смейся! Смейся, долговязая обезьяна! Может быть, ты забудешь о смехе, когда узнаешь, что тут делается.
— Не бойся! Ничто меня не удивит после того, как я повидал Джека.
Аризона затих и задумался. Затем вдруг протянул Треслеру длинную худую руку.
— Спасибо, товарищ, — сказал он прочувствованным тоном. — Спасибо за то, что ты проучил этого скота. Мы все видели.
И его дикие глаза любовно заглянули в лицо соседа.
В этот вечер Треслер узнал много нового, особенно в области сквернословия. Он ужинал в бараке вместе с остальными рабочими, и его новые товарищи всячески изощрялись для него, вокруг него и на его счет. Прислушиваясь к их разговору, к вспышкам диких инстинктов и примитивной дружбы, он начинал думать, что все они не знали забот и жили минутой. Даже их ненависть к управляющему и хозяину ранчо, казалось, затихала с каждым ругательством, которое они отпускали по их адресу.
Когда сгустились сумерки, рабочие начали расходиться. Аризона показал Треслеру предназначенную для него койку и, заботливо расстелив на ней одеяло, сказал ему на прощанье:
— Слушай, Треслер. Я человек бывалый и могу дать тебе один совет. Если тебе будут слишком досаждать, пускай в ход револьвер. Никто в мире не посмеет тронуть тебя пальцем, если ты умеешь брать прицел. Прощай!
Но Треслер удержал его.
— Еще одно дело, Аризона. Мы с тобой почти одного роста. Не можешь ли ты уступить мне пару обыкновенных штанов, какие у вас принято носить.
Пастух слабо улыбнулся и направился к своей койке. Минуту спустя он возвращался с парою новых молескиновых штанов и бросил их на койку Треслера.