Детство… Его как будто и не было.
И юность тоже уплотнилась, сжалась до предела во времени. Похоже, он как-то сразу, минуя множество стадий, шагнул в зрелость — пору настоящих, исполненных смысла забот.
«Народняки» в доме Костакия Пеева спорили до хрипоты. Вслушиваясь, Сашо едва удерживался от реплик. В кружке тесняков он доставал социалистическую литературу, читал Маркса, Ленина. Болтовня об общенародном благоденствии под эгидой просвещенной монархии вызывала желание вмешаться, спросить: «Кого обманываете, господа?»
В 1909-м Александр познакомился с Елисаветой. Девушка училась в классе у Харитины, сестры, и у нее же занималась в нелегальном кружке. Их сблизил реферат, написанный Пеевым и прочитанный Харитиной. «…Полная анархия в производстве и распределении сейчас создает то, что миллионы человеческих существ живут в нужде, не зная отдыха, борясь с голодом». Тоненькая девочка — голубые, родниковой чистоты глаза — подошла к нему, робко спросила: «Это вы написали? У вас есть время поговорить со мной?»
Через несколько месяцев он сделал ей предложение. Получил согласие и заказал два обручальных кольца. На внутренней стороне колец было выгравировано: «ЦЖ. 26 августа 1909 г.» Буквы «ЦЖ» означали — «На целую жизнь». Попа, повенчавшего их и посвященного в то, что банковское удостоверение о капитале 5 тысяч левов подложное, сослали в монастырь. Пеева из армии уволили, и чета уехала в Софию. Денег едва хватило, чтобы снять комнату на чердаке. Здесь и жили, кормясь самым дешевым — горными травами, салатом. Сашо приняли в университет, а Эль отказали: родители спрятали ее документы, заявив, что не желают видеть дочь рядом с голодранцем. Эль пошла к декану, профессору Иширкову, тот зачислил ее на курс условно… В 1912-м Пеева призвали. Балканская война.
Окопы, ранение и тройное офицерское жалование за «нахождение на театре военных действий». Деньги, полученные за пролитую кровь, позволили уехать в Брюссель, завершить образование.
Уехал студентом-недоучкой в капитанских погонах, приехал назад доктором права, адвокатом. Казалось бы, все устроилось, но он упрямо не хотел «благополучия». Продолжал работать во имя лучшего будущего.
Одиннадцать краткосрочных арестов, два заключения в концлагеря.
Когда вернулся домой после второго, многомесячного, сын был сильно болен, лежал в жару. Денег в доме не было… Пеев наклонился над кроватью Митко, закусил губу. Сказал Эль:
— Уж лучше б я заболел!
Сын услышал, возразил серьезно:
— Что ты, папа, ты должен быть здоровым, чтобы зарабатывать…
Ему было шесть лет, и он уже хорошо знал, как плохо жить без отца.