Пошатываясь, встал на ноги да и занялся утренней гимнастикой. Минут через пять кровь разогнала по мышцам повышенную порцию кислорода, к телу частично вернулись подвижность и чувствительность. Головная боль постепенно рассасывалась, зрение улучшилось, сообразительность вернулась. Вот и показалось странным, что за окном до сих пор сумрачно, словно рассвет замер в одной своей точке.
Лишь выглянув во двор, Василий поразился неожиданным погодным переменам. Помнил хорошо, что перед сном выходил по нужде и звезды светили неимоверно ярко. Тогда как сейчас небо напрочь было закрыто тяжелыми, низко висящими тучами, готовыми вот-вот разразиться грозовым ливнем. Да и все пространство было уже изрядно залито обильными осадками, словно дождь лил не переставая несколько часов. Лужи были везде куда только доставал взгляд.
«Крепко меня сморило! – еще больше озадачился рыцарь, начав поспешно одеваться. – Секс помню, а такой знатный ливень и не услышал?.. Неужели так устал в этом молодом теле?..»
Дверь скрипнула, и в опочивальню без стука, но громко восклицая, вошел Агап:
– Наконец-то твое сиятельство изволило встать! Ну и здоров же ты дрыхнуть! Уже обед на стол накрывают, а ты все свой лик в подушках прячешь! Не лепо это, ой не лепо! Мне и выпить для похмелья не с кем.
– Как не с кем? И Иван с Брониславом? – вполне логично удивился Грин. – Неужто в дрова до сих пор лежат?
– Ха-ха! Услышь они тебя, сейчас бы обиделись! – веселился Гирчин. – Закаленные бойцы с зеленым змием, не чета тебе! Они еще на рассвете на ноги вскочили да по делам своим баронским умчались. Все-таки они здесь обязаны за порядком следить, посланных по наши души гончих отваживать, да и хозяйство пустить на самотек нельзя.
Он увлек гостя в трапезную и чуть ли не силком усадил за стол. Два кубка с медовухой молчаливые красавицы уже наполнили, и по умолчанию следовало немедленно выпить. Но Райкалин попытался проявить благоразумие:
– Может, просто перекусим? Без выпивки? А то мне так хреново…
Аппетит-то у него проснулся, да настолько резкий, если не сказать звериный, что в животе заурчало. А вот медовуху пить подсознание категорически запрещало. Почему, спрашивается, коль похмелиться вроде и не грех?
Задуматься над этим не дали восклицания обиженного хозяина хутора:
– Это ты так благодаришь за хлеб-соль? За мое гостеприимство? Брезгуешь со мной несколько кубков испить да тело излечить после… вчерашнего?
Честно говоря, глядя на этого обиженного хозяина, возникала в душе твердая уверенность, что тот словно и не пил накануне. Свеженький, румяный, подтянутый, никакой мути в глазах, никакой синевы на губах или бледности на лице. И голос без хрипотцы: