«А-а-а, — успокоился домовой. — А то мне померещилось нечто огромное, рычащее и вонючее, которое вот-вот от тебя и меня оставит только мокрое место…»
Василий твердо решил быть поосторожнее с выбором аллегорий из своего прежнего мира. В любом случае придется раскрыть Секатору свой секрет о происхождении из иного мира, но ни в коем случае не сейчас. Иначе придется отвечать на тысячи и тысячи вопросов, а это нисколько Василия не прельщало.
Тогда как ноги несли его в крыло, где располагалась русская миссия, что-то рассказывающий Боджи вдруг заметил:
«Говоришь, по принуждению идешь к ведьме-то? А почему тогда сердечко так колотится, почему дыхание спирает и виски вспотели?»
«Почему да почему! — постарался скрыть рыцарь свое раздражение. — Болен я… еще. Вот и бросает меня то в жар, то в холод. Порой…»
«Да-а? Но в любом случае ты прекращай в эти ваши касания баловаться. Один раз еще выжить можно, слышал я о таком случае. Но после второго „опустошения“ никто не выживет. Уж поверь! И мне не хотелось бы разыскивать для себя нового доминанта…»
Признание Секатора Василия рассмешило:
«Чем же я тебе так угодил? Что не наказываю болью за непослушание? Или что допускаю панибратские отношения между нами?»
Они уже пришли к апартаментам Зареславы, где два витязя, стоящие на страже, попросили гостя чуточку подождать. Мол, вас уже увидели служанки и поспешили к госпоже на доклад.
Ненадолго примолкший смерчень вновь заговорил:
«Но ты же обращаешься со своими оруженосцами панибратски, совсем не по уставу?»
«Естественно! Потому что они в самом деле настоящие друзья. Мы с ним стояли в бою плечом к плечу. Да и на костре вместе чуть не сгорели».
«А со мной точно так же дружить ты не можешь? — вдруг поинтересовался Боджи Секатор. — Тем более что мы с тобой тоже вроде как вместе воевали: черного колдуна одолели… Завтра утром в бой пойдем… А?»
И столько в этом последнем коротком вопросе прозвучало надежды и невысказанных опасений, что Райкалин отказался от своих первоначальных намерений пожурить — типа ай как нехорошо обманывать своего доминанта, — а потом строго наказать, чтобы впредь беспрекословно… всегда… и как только… и так далее! Он решил, что нефиг выделываться перед иным разумным существом и превращаться в гнусного рабовладельца. Ничем он не лучше бессловесной малявки, а что ростом удался, так в том не его заслуга. Вполне мог перевоплотиться при повторном возрождении именно в домового, и что тогда было бы? Помыкал бы им какой-нибудь страшный черный колдун, и каждая минута казалась бы адом. Что бы он тогда запел? «Впредь беспрекословно…»? Тьфу!