«Как инспектирующий, я буду соблюдать строжайшую официальность и объективность. Объективность прежде всего!» — предупредил себя Федор Илларионович, чувствуя, что все в нем поднимается против Лелюха, словно бы не он, Пустынин, причинил Лелюху большую неприятность в жизни, а, наоборот, Лелюх — Пустынину. Бывает такое: напакостит человек ближнему своему, а потом его же и считает виноватым перед собою хотя бы уже тем, что является живым свидетелем той пакости и вечным укором совести. И начинает этот человек думать о своем ближнем: «Хоть бы уехал, что ли, куда-нибудь, только бы не видеть и не слышать мне его!»
До того дня, как Федор Илларионович узнал, что Лелюх жив и командует полком, он редко вспоминал о нем. Его беспокоило лишь одно: Любаша. А после встречи с генералом Чеботаревым, от которого он впервые узнал о Лелюхе, прибавилось и другое, и ничего с этим нельзя было поделать. Пустынин ненавидел теперь не только Любашу, но и Лелюха.
4
Обо всем этом Федор Илларионович много думал и в Москве, перед отъездом, и в пути, на борту самолета, и в штабе округа, и вчера, толкуя с Шелушенковым, и сегодня во время официальной и подчеркнуто корректной беседы с генералом Чеботаревым, и вот сейчас, когда машина направлялась в полк Лелюха. Мысленно Федор Илларионович уже прорепетировал свое поведение в штабе Лелюха и наизусть знал слова, которые он в первые минуты скажет командиру полка. Положение инспектирующего давало Пустынину известное преимущество. Во всяком случае, он понимал, что не в интересах командира полка обострять обстановку, и все-таки очень волновался. Он пробовал заговорить с Шелушенковым, но из этого ничего не получалось, так как майор тоже — правда, по иной причине — испытывал большое волнение. Потом полковник замолчал и уже не открывал рта, пока машина не подкатила к штабу.
Едва Пустынин вылез из кабины, где-то рядом раздался громкий, немного простуженный голос…
— Товарищи офицеры!..
— Вольно, вольно, — как-то механически вырвалось у Пустынина, и, протягивая руку стоявшему перед ним низкорослому человеку, он никак не мог взглянуть ему в лицо. И быстро сказал, направляясь в открытую дежурным офицером дверь барака:
— Пройдемте в ваш кабинет, полковник.
— Прошу!
Федор Илларионович так же рефлекторно отдал честь знамени, возле которого застыл часовой.
Мимо часового пробежал, на одно лишь мгновение скользнув по его лицу коротким взглядом, Шелушенков.
Этого мгновения было вполне достаточно, чтобы майор узнал в часовом рядового Громоздкина.
Прошли, направляясь в кабинет начальника штаба, остальные офицеры инспектирующей группы.