Нужный наговор сам сплелся на языке, как говорят ведьмы, и я буквально выплюнул его в лицо этому человечишке, вложив в слова всю ту мерзость, что во мне накипела.
— Ну так что, сделаешь?
Hаговор сработал отлично — язык у моего гостя больше не заплетался, а взгляд был прямым и твердым. Похоже, до него это тоже дошло.
— Ты… Ты что со мной сделал, трижды проклятый колдун?! — возмущению его не было предела.
— Просто хмель снял. Гарантирую, что теперь никаких проблем с женой у тебя не будет. А про деньги скажешь, что воры кошель подрезали. Главное, ври убедительно.
— Это что же выходит, ты, облезлой гарпии кусок, я три кувшина вина зря вылакал?! По три лунара за каждый отдал, последние свои деньги!
Он медленно надвигался на меня, стиснув кулаки и пылая праведным гневом.
— А ну стоять, — рявкнул я, — а то прокляну так, что в жизни больше хмельного в рот не возьмешь!
Угроза свое действие возымела, и он замер на месте, свирепо вращая глазами.
— Руди, вышвырни его за дверь.
Пьянчуга попытался возразить, но с противным скрежетом выдвинувшиеся из кулака вурдалака костяные лезвия быстро охладили его пыл. На трезвую голову трактирные забияки обычно не такие храбрые — гнилая порода.
Мой телохранитель вывел погрустневшего мужика за дверь и вернулся, широко улыбаясь.
— Чего скалишься, умертвие?
— Хорошая у тебя работа. Будешь мужикам — пьяницам делать запах перегара с цветочным ароматом, а по просьбам их жен — протрезвлять нерадивых мужей.
— Тоже мне, аромага нашел. Учти, я тогда тебя поставлю со двора торговать жареными курицами, цветами и прочей ерундой, которую мне в уплату принесут. И жалование тебе буду платить тоже продуктами.
— Свежей человечиной я бы взял, — облизнулся тот.
— А вообще странно все это. Я возле трактиров самохвальных листков не оставлял, да и на рынке тоже. Мне солидные клиенты нужны, при серьезных деньгах и с серьезными проблемами, а не трактирные пьяницы да базарные цветочницы.
Надо мной пронеслась черная тень, хлопая крыльями. И тут все встало на свои места.
— Эй ты, набивка для подушки, а ну‑ка лети сюда. Ты где мои листки разбросал, попугай одноцветный, а? Уж не твоей ли милостью ко мне всякий сброд на свое убогое житье жаловаться идет?
— Кар — Карррл птица горррдая, и на гнусные оскорррбления не отвечает, — отозвался ворон.
— И где ты еще их раскидал, гордая птица? Хотя нет, лучше не говори. Меньше буду знать, крепче буду спать. Кстати о сне, пора бы уже и отдохнуть, вечер на дворе…
Но, как говорится, покой нам только снился, причем наяву.
Сначала в дом ввалился однорукий зомби и потребовал приворотное зелье, которое заставило бы смертную женщину полюбить его даже таким.