Поездка по селам и улусам подходила к концу. Пара маленьких монгольских лошадок прошла сотни верст по дорогам и бездорожью. За эти дни Серов разговаривал с разными людьми, но разговоры были об одном и том же — о новой власти, о новой жизни. Поездка подтвердила: на местах власть пока слаба, многие еще не разобрались, что несут с собой Советы. Но вопреки всему в нем окрепло убеждение, что новое пустило глубокие корни и как бы дальше ни развивались события, крестьяне и пастухи не захотят вернуться к старым порядкам. Поражение Советов Забайкалья и Прибайкалья на фронте не положит конца борьбы, напрасно мечтают об этом атаман Семенов и подпирающие его японские генералы. Сама мысль об отступлении, хотя бы и временном, была противна Серову, однако он снова и снова возвращался к ней, потому что знал: нет ничего хуже, чем благодушное самоуспокоение.
Дорога обогнула сопку, лес раздвинулся, показались дома небольшой деревни, выстроенные вдоль мелководной речушки, почти задавленной тиной и осокой. Проехали два первых дома, и Бадма остановил лошадей. Поперек улицы была натянута толстая волосяная веревка, в тени под забором с ружьями в руках сидели два парня. Они не спеша поднялись, подошли к подводе. Один взял лошадей под уздцы, второй остановился у обочины, поднял дробовик, нацелился на Серова.
Бадма полез за пазуху, выхватил гранату, поднял ее над головой и закричал:
— Шутхур, дурак, давай дорога!
Парень отскочил от лошадей, бледный от испуга закричал товарищу:
— Вали его, Гришка!
Гришка нацелился в Бадму, и Серов, схватив возницу за халат, с силой дернул на себя. Громко, будто из пушки, бухнуло ружье, картечь с противным визгом пронеслась над головой, тухлым яйцом запахла пороховая гарь. Лошади, испуганные выстрелом, рванулись в сторону, путая постромки, опрокинули ходок. Серов и Бадма вывалились в пыль дороги.
Парни отобрали у Бадмы гранату. На выстрел собрались люди, среди них было много вооруженных. Они кольцом окружили Серова и Бадму. Василий Матвеевич, потирая ушибленное колено, искал в пыли пенсне.
— Кто такие? — спросил чей-то властный, уверенный голос.
Василий Матвеевич подобрал пенсне, вытер стекла о рукав пиджака, одел на нос. Перед ним стоял сухопарый человек в кожаной тужурке, форсисто наброшенной на плечи, держал в руках наган. Когда Серов разогнулся, в глазах человека мелькнуло удивление. Он весело свистнул:
— Ого, прищучили рыбину! Молодцы ребятишки! — он упер руки в бока. — Здесь власть принадлежит анархистам. Понял, председатель… Все, кто едет через село, платят нам контрибуцию. С вас мы получим столько, сколько не собрать бы и за год. Без лишнего шума и волокиты подчиняйся моим приказам. — Анархисту было жарко в кожаной тужурке, на лице проступила сыпь мелкого пота.