— Тяжело тебе, Люба, знаю. Чем смогу — помогу…
Мог ли думать Артем, что это утро — последнее мирное утро, за ним бешено понесутся дни и ночи, озаренные вспышками залпов, пламенем пожаров…
6
В кабинете Серова было накурено, дым рыхлым войлоком висел над головой, свет лампы едва пробивался к дальним углам, лица людей от этого казались мрачными, с темными тенями под глазами.
— Итак, что нам известно? — спросил Серов, обращаясь к Жердеву.
— Почти ничего. Мы не знаем, поддержит их часть Березовского гарнизона или весь он переметнется… Неизвестно, сколько людей у них здесь, в городе, как они вооружены.
— Кто тот, убитый?
— В том-то и штука — ни одной бумажки в кармане. Из арестованных никто его не знает. И надо же, навернулся, сволочь, на пулю!
— Давайте начнем с того, что нам известно, — Серов распахнул форточку, и в кабинет потекла предутренняя свежесть. — Митинг они отменить уже не смогут.
— А если запретить? — спросил Игнат Трофимович.
— Зачем? Мы просто загоним нарыв внутрь.
— И кривотолки будут, — добавил Сентарецкий. — Вот-де ваши Советы, рот затыкают.
— Не дело говоришь, Тимофей Михайлович, — возразил Игнат Трофимович. — Разрешить митинг — значит, придется идти на него нашим товарищам. Не пойти, опять кривотолки: испугались, мол.
Жердев слушал, нервно подергивая ремень портупеи, ждал, что скажет Серов, но Василий Матвеевич сидел молча, плечи его сутулились больше обычного, словно ответственность обрела вдруг вес и навалилась на него всей тяжестью. По привычке он покусывал ус, переводил внимательный взгляд с одного на другого.
— Можно мне, Василий Матвеевич? — спросил Жердев и, зная за собой слабость вспыхивать порохом, заговорил медленно, с расстановкой: — Митинг, конечно, пусть проводят. А мы выставим пулеметы, окружим, арестуем головку заговора.
— А как ты узнаешь, кто головка, кто нет? — сказал Сентарецкий. — Вот что я предлагаю. Пусть они проводят митинг, и поскольку там, надо думать, речь пойдет в первую очередь о продовольствии, разрешить мне от имени Совета выступить с разъяснением.
— Что ты им разъяснишь? — спросил Серов. — Подставлять свою голову глупо.
— Хороши же мы будем, если не пойдем.
— Хороши мы будем, Тимофей Михайлович, если сумеем без потерь, без кровопролития обезвредить заговорщиков. А доказывать им, что мы храбры — для чего? У меня есть такое соображение… На митинг, для охраны порядка направим Жердева и человек двадцать красногвардейцев. Остальных красногвардейцев стянуть у Совета. Березовский гарнизон… Не думаю, что солдаты пойдут против Советской власти, и все же надо обезопасить себя и с этой стороны. Сможем мы выставить заслон на дороге в гарнизон?