| Утихли истерические женские крики, отсверлили свистки милиции, две санитарные машины увезли: одна -обезглавленное тело и отрезанную голову в морг, другая - раненную осколками стекла красавицу вожатую, дворники в белых фартуках убрали осколки стекол и засыпали песком кровавые лужи, а Иван Николаевич как упал на скамейку, не добежав до турникета, так и остался на ней. Несколько раз он пытался подняться, но ноги его не слушались - с Бездомным приключилось что-то вроде паралича. | The hysterical women's cries died down, the police whistles stopped drilling, two ambulances drove off - one with the headless body and severed head, to the morgue, the other with the beautiful driver, wounded by broken glass; street sweepers in white aprons removed the broken glass and poured sand on the pools of blood, but Ivan Nikolaevich just stayed on the bench as he had dropped on to it before reaching the turnstile. He tried several times to get up, but his legs would not obey him - something akin to paralysis had occurred with Homeless. |
| Поэт бросился бежать к турникету, как только услыхал первый вопль, и видел, как голова подскакивала на мостовой. От этого он до того обезумел, что, упавши на скамью, укусил себя за руку до крови. Про сумасшедшего немца он, конечно, забыл и старался понять только одно, как это может быть, что вот только что он говорил с Берлиозом, а через минуту - голова... |