| собирался шагнуть на рельсы, как в лицо ему брызнул красный и белый свет: загорелась в стеклянном ящике надпись "Берегись трамвая!". | turned it and was just about to step across the rails when red and white light splashed in his face. A sign lit up in a glass box: 'Caution Tram-Car!' |
| Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую, он внезапно осветился изнутри электричеством, взвыл и наддал. | And right then this tram-car came racing along, turning down the newly laid line from Yermolaevsky to Bronnaya. Having turned, and coming to the straight stretch, it suddenly lit up inside with electricity, whined, and put on speed. |
| Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за рогатку, переложил руку на вертушке, сделал шаг назад. И тотчас рука его скользнула и сорвалась, нога неудержимо, как по льду, поехала по булыжнику, откосом сходящему к рельсам, другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило на рельсы. | The prudent Berlioz, though he was standing in a safe place, decided to retreat behind the stile, moved his hand on the crossbar, and stepped back. And right then his hand slipped and slid, one foot, unimpeded, as if on ice, went down the cobbled slope leading to the rails, the other was thrust into the air, and Berlioz was thrown on to the rails. |
| Стараясь за что-нибудь ухватиться, Берлиоз упал навзничь, несильно ударившись затылком о булыжник, и успел увидеть в высоте, но справа или слева - он уже не сообразил, - позлащенную луну. Он успел повернуться на бок, бешеным движением в тот же миг подтянув ноги к животу, и, повернувшись, разглядел несущееся на него с неудержимой силой совершенно белое от ужаса лицо женщины-вагоновожатой и ее алую повязку. Берлиоз не вскрикнул, но вокруг него отчаянными женскими голосами завизжала вся улица. | Trying to get hold of something, Berlioz fell backwards, the back of his head lightly striking the cobbles, and had time to see high up - but whether to right or left he no longer knew - the gold-tinged moon. He managed to turn on his side, at the same moment drawing his legs to his stomach in a frenzied movement, and, while turning, to make out the face, completely white with horror, and the crimson armband of the woman driver bearing down on him with irresistible force. Berlioz did not cry out, but around him the whole street screamed with desperate female voices. |