| Sitting on chairs, and on tables, and even on the two window-sills in the office of the Massolit executive board, they suffered seriously from the heat. Not a single breath of fresh air came through the open windows. Moscow was releasing the heat accumulated in the asphalt all day, and it was clear that night would bring no relief. The smell of onions came from the basement of the aunt's house, where the restaurant kitchen was at work, they were all thirsty, they were all nervous and angry. |
| Беллетрист Бескудников - тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами - вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати. Бескудников стукнул пальцем по циферблату, показал его соседу, поэту Двубратскому, сидящему на столе и от тоски болтающему ногами, обутыми в желтые туфли на резиновом ходу. | The belletrist Beskudnikov - a quiet, decently dressed man with attentive and at the same rime elusive eyes - took out his watch. The hand was crawling towards eleven. Beskudnikov tapped his finger on the face and showed it to the poet Dvubratsky, who was sitting next to him on the table and in boredom dangling his feet shod in yellow shoes with rubber treads. |
| - Однако, - проворчал Двубратский. | 'Anyhow,' grumbled Dvubratsky. |
| - Хлопец, наверно, на Клязьме застрял, -густым голосом отозвалась Настасья Лукинишна Непременова, московская купеческая сирота, ставшая писательницей и сочиняющая батальные морские рассказы под псевдонимом "Штурман Жорж". | ‘The laddie must've got stuck on the Klyazma,' came the thick-voiced response of Nastasya Lukinishna Nepremenova, orphan of a Moscow merchant, who had become a writer and wrote stories about sea battles under the pen-name of Bos'n George. |
| - Позвольте! - смело заговорил автор популярных скетчей Загривов. - Я и сам бы сейчас с удовольствием на балкончике чайку попил, вместо того чтобы здесь вариться. Ведь заседание-то назначено в десять? | 'Excuse me!' boldly exclaimed Zagrivov, an author of popular sketches, 'but I personally would prefer a spot of tea on the balcony to stewing in here. The meeting was set for ten o'clock, wasn't it?' |
| - А сейчас хорошо на Клязьме, - подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литераторский поселок Перелыгино на Клязьме - общее больное место. -Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной. | 'It's nice now on the Klyazma,' Bos'n George needled those present, knowing that Perelygino on the Klyazma, the country colony for writers, was everybody's sore spot. 'There's nightingales singing already. I always work better in the country, especially in spring.' |