Исполня жизнь свою отравой,
Не сделав многого добра,
Увы, он мог бессмертной славой
Газет наполнить нумера.
Уча людей, мороча братий,
При громе плесков иль проклятий,
Он совершить мог грозный путь,
Дабы последний раз дохнуть
В виду торжественных трофеев,
Как наш Кутузов иль Нельсон,
Иль в ссылке, как Наполеон,
Иль быть повешен, как Рылеев.
При звуках последних слов Юлия Осиповна, раскрывшая ладони для хлопка и прелестные губки для 'брависсимо', уронила руки, с немым вопросом взирая на Строганова. Тот вцепился в пушкинский локоть и утащил безумца к гардеробной.
- Ты с ума сошёл! Одним лишь 'братья меч вам отдадут' на Сибирь наработал, и вот - на тебе.
- Арестуешь? - прищурился Пушкин.
- Всенепременно. А чтоб от Расправного Благочиния уберечь, сей же час отправлю в Нижний... Что это я? Во Владимир. У тебя ж там имение есть, Болдино, чай в карты не проиграл? Вот и сиди в том Болдино, стихи пиши. Соснам да берёзам хоть про Рылеева, хоть про Бестужева читай.
- Соснам да берёзам говоришь... За четыреста вёрст от Москвы.
- До сибирских острогов три тыщи. А во Владимир столица переедет, - глядя в строгие тёмные глаза нелепого русского карбонария, Строганов добавил. - Время пройдёт, Рылеев и прочие цареубийцы в историю канут. Тогда и шуми про них на каждом углу.
- Что ж. И на этом благодарствую... друг, - с тем словом Пушкин принял у лакея цилиндр, трость и плащ-крылатку, а его тюремщик понял, что другом поэт назвал его в последний раз. Неблагодарен мир, такие в нём и люди.
Евреи тоже оказались существами неблагодарными. Как не клялись, что страждут обрести землю обетованную, на юг Малороссии ехать добром не захотели. Каждый раз, сгоняя христопродавцев с насиженного местечка, казаки рубились с ними как с вражьим войском, а отселение всегда перерастало в еврейский погром. Ладно - свои, российские, но тьму иудеев из земли Привисленской в Крым понагнали, до польской независимости.
Строганов доложил Пестелю, что еврейская экспедиция в Палестину терпит крах. В лагерях да стихийно возникших местечках собралось их тысяч триста. По сусекам поскрести - разве что столько же наберётся, из них крепких мужчин десятая часть. Никак войско не складывается, способное турка за Палестину воевать.
- Павел Иванович, дозволить польским домой вернуться? А то, глядишь, мы от евреев не избавились, зато польскими приросли. Шум и стыд на всю Европу, часть-то помёрла в пути.
Вождь пробежался кружок-другой по зале Георгиевского дворца и отказал.
- Найн! Выходит, иностранным больше даём прав, нежели собственным, хоть и негодным гражданам.