— Твоё! — выдыхаю я так, словно это мой последний вздох.
Господи, разве он не понимает, что я и так принадлежу ему, вся, без остатка, до дна, до пепла.
— Скажи, что ты моя! — хрип Риммана превращается в рык.
— Я твоя, твоя, Рим! — разве он не видит? — Умоляю, не мучай меня больше!
— Чего ты хочешь, моя принцесса?
— Сильнее, я хочу сильнее и быстрее, Рим! — мой голос полон отчаяния.
— Все, что захочешь, моя сладкая девочка!
И Рим дает мне скорость и силу, от которой я улетаю в невесомость, бессильно выдыхая, потому что на крик больше нет сил.
— Все, о чем попросишь! — рычит Римман, и его тело жестко сокращается вокруг меня и глубоко внутри.
Весь его немалый вес обрушивается на меня, но мне это нравится, потому что от этого судороги его тела становятся еще ощутимей, сливаясь с моими собственными.
— Ты убиваешь меня, Ники. Господи боже, ты меня, правда, убиваешь, — скрипучий шепот у моего уха, и Рим смещается, освобождая меня от тяжести и одновременно лишая ощущения полной здеаб близости.
Мы лежим, еще долго успокаивая наши дыхания.
— Ники, мне, пожалуй, нужно тебе кое-что сказать, — тихо говорит Римман и упирается еще влажным лбом в мое плечо.
Снизу доносится громкой стук, и голос Локи кричит:
— Босс, ты мне нужен. И это срочно!
— Да что же это такое! — в гневе подрывается с постели Римман. — Это, на хрен, не дом, а гребаный проходной двор какой-то!
Он обнаженным быстро подходит к двери и кричит:
— Локи, если это опять какая — нибудь дурацкая хрень, я клянусь, что оторву тебе что-то ненужное для твоей профессии!
— Римман, это правда важно! — вопит Локи.
— Я вернусь, — решительно тычет в меня пальцем Римман и, натягивая на ходу боксеры, исчезает из спальни.
Риммана нет около получаса, поэтому я одеваюсь и спускаюсь вниз. Их с Локи нет в доме. Выглянув в окно, я вижу Риммана, о чем-то спорящего с Леоном во дворе, и не могу оторвать взгляда от его почти обнаженного тела, залитого солнечным светом. Леон машет руками, что-то доказывает, а Рим хмурится и иногда машет головой, как будто ему это не нравится.
Оба то и дело оборачиваются на дом. Увидев меня в окне, Леон преувеличенно радостно улыбается, а Римман, поймав мой взгляд, мрачно смотрит, словно что-то мучительно взвешивая. Они представляют собой странную картинку. Преобразившийся из успешного и лощеного адвоката обратно в грубого байкера Локи в полной экипировке и Римман, одетый только в черные боксеры и собственную смуглую кожу, под которой при каждом малейшем движении перекатываются совершенные мускулы. В любом случае в моих глазах Римман выигрывал сто из ста, и вовсе не потому, что почти голый.