Взяв с дивана подушку, я подхожу к ней.
– На. Положи это под себя, иначе простудишься, – сварливо проговариваю я, погладив ее по загривку. Она приподнимается и послушно выполняет мое указание.
– Почему ты не спишь? – я устраиваюсь рядом.
– Я спала. Но потом проснулась, и всякие воспоминания нахлынули.
– Воспоминания? – придвинувшись ближе, я обхватываю ее за плечи и мягко целую в висок.
– О Мемфисе.
– Скучаешь?
– Ага, – она печалится. – У меня было счастливое детство. Жаль, что родители все испортили.
– Ну, может, и не испортили, – подбадриваю ее я. – Они выстроили для себя новое счастье, и тебе не обязательно ставить на них крест.
– Да, но они больше не вместе. Я этого никогда не пойму.
– Чего именно? Как можно разлюбить одного человека и полюбить другого?
Она кивает, заставляя меня задуматься о том же самом.
Ей этого не понять, потому что до меня она никогда не была влюблена. А я был. Разлюбил и полюбил ее. И сейчас мне кажется, что это самое сильное чувство, которое я когда-либо испытывал.
– Знаешь, я уже час гипнотизирую эту коробочку, мечтая побыстрей открыть ее, – смущенно признается она, положив голову мне на плечо.
– Открой. Или еще нельзя?
– Хм, вообще-то можно, – она выпрямляется и смотрит на меня вопросительно.
Я щурюсь.
– Мы что, будем заниматься этой ерундой? Обмениваться подарками и, напевая «Всю дорогу звон», водить хороводы, да?
– Ой, не будь занудой! Давай, ты первый.
Закатив глаза, я тянусь за квадратной синей коробкой, беру ее и осматриваю со всех сторон.
– Что там?
– Понятия не имею, – смеется она.
Дерьмо, ну ладно.
Варварски разорвав обертку, я поднимаю крышк у и заглядываю внутрь: там лежит пять пластинок: Zeppelin, Doors, Stooges, Purple и Hendrix.
– Вау. По-моему, у меня таких нет.
– Не «по-моему», а точно. Я перекопала весь твой хлам, чтобы убедиться.
– Хлам? Не богохульствуй, детка!
– Прошу прощения, господин.
Получив от меня по попке, Кэтрин задорно хихикает, и я почти забываю ее поблагодарить.
– Спасибо, – шепчу я, поцеловав ее в губы.
– Теперь я, – с азартом говорит она, потянувшись за «Тиффани».
Интересно, что она скажет?
Пока она аккуратно развязывает бант, я мысленно возвращаюсь в прошлое и непроизвольно мрачнею. Черт, я уже проходил через подобное, и мне не нравится, что моя новая жизнь часто перекликается со старой. Неужели так будет всегда? Я этого не хочу.
– О мой бог! – вытаращив на меня глаза, Кэтрин изумленно моргает, и ее лицо вмиг становится бледным. – Это… что это? – она настолько взволнована, что я и сам начинаю нервничать.
– Не то, о чем ты подумала, поэтому не паникуй.