– Эй, ну вернись. Полежи со мной еще минуту…
– Минуту? Мы и так уже валяемся полтора часа, – напоминаю ему я, надев одну из его длиннющих маек. – Вставай, лентяй!
– Нет.
– Нет? – я смеюсь и швыряю в него найденные на полу брюки. – Нет?!
– Нет, госпожа. Сжальтесь, – жалобно бурчит он, накрывшись одеялом с головой.
– Хорошо. Тогда я прохожу весь день без штанов. Как тебе такая идея?
– Что?! – Роберт высовывается из-под одеяла и смотрит на меня в притворном ужасе. – Ты продемонстрируешь свою киску кому-нибудь еще?
– Ну вот, по крайней мере я заставила тебя встрепенуться.
Чертыхнувшись, он обиженно садится на кровати и указывает на мои бедра.
– Покажи мне.
– Что показать? – не понимаю я.
– Ее. Задери майку, я хочу посмотреть.
Я цокаю.
– Я в трусах. И вообще, это была шутка!
– Покажи, Кэтрин, – настаивает он чуть строже. Господи, да что с этим человеком? Недавно ведь трахнулся.
Ладно, раз он настаивает…
Смущенно приподнимаю края майки, демонстрируя ему свои светло-голубые трусики.
– Отодвинь их, мне не видно.
О боги!
Состроив характерную гримасу, я сдвигаю трусики вбок, чувствуя себя при этом как на приеме у гинеколога.
– Доволен?
– Да, – рычит он, беззастенчиво любуясь моей интимной зоной. – Покажешь ее кому-нибудь еще, и я запру тебя в подвале.
– Перестань, – я опускаю майку и поправляю на себе белье.
– Я серьезно, Кэтрин.
– Знаю-знаю! – я закатываю глаза и смеюсь. – Никто, кроме тебя, никогда не увидит меня обнаженной, – заверяю его я. – Разве что врач или акушер…
– Что? Какой на хрен акушер?! Только женщины!
Женщины? У меня уже скулы сводит от хохота.
– И нечего тут хихикать, – сварливо проговаривает он, свешивая ноги на пол. – Акушер… ишь, размечталась!
– Но, милый, это его работа. Вполне себе рутинное занятие – принять роды или осмотреть…
– Ты мне зубы не заговаривай! Роды… ну-ка, иди сюда.
* * *
За всю историю сборов никто еще не возился с десятью футболками, тридцатью пятью дисками и парой кроссовок столько, сколько провозились мы.
На улице уже стемнело, когда мы собрались навсегда покинуть опустевшую квартиру в Сохо, но Роберту вдруг приспичило на прощание послушать музыку в гостиной.
– Элвис? – изумляюсь я.
– Тебе не нравится?
– Нет, просто… – я щурюсь, – ты точно родился в восемьдесят четвертом, а не в шестьдесят восьмом, например?
Широко улыбнувшись, Роберт молча нажимает на кнопку и поворачивается ко мне лицом, сунув руки в карманы.
– Должен предупредить тебя, – робко заговаривает он, – что общепринятые человеческие нормы не укладываются в масштабы моей вселенной, поэтому я не стану падать на одно колено, рассыпаясь в слезливой романтической тираде или, чего доброго, ронять скупую слезу, но я все-таки скажу, – он запинается и прочищает горло. – Я действительно люблю тебя, Кэтрин. Люблю так, что порой это сводит меня с ума. Но несмотря на свои противоречия, сложности, с которыми мы периодически сталкиваемся, и недопонимание, с которым нам еще предстоит разобраться, я больше не представляю своей жизни без тебя. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. До самого последнего вздоха, до последней секунды. Чтобы в будущем ты родила мне детей, чтобы мы создали нашу маленькую семью, о которой я клятвенно обещаю заботиться. Знаю, иногда я бываю несносным… да что там – частенько, но я бесконечно благодарен тебе за то, что ты любишь меня даже таким – гадким и отвратительным. Спасибо тебе, дорогая, – он грустно улыбается. – За твою доброту, за твое бесстрашие, за то, что ты есть у меня. В общем, в довершение ко всему, я хочу попросить тебя стать моей женой. Ты выйдешь за меня, Китти-Кэт?