Но иного выхода не было.
Стэнтон пригнул юнкера к земле и, собою закрыв Люксембург, вскинул пистолет:
– Последнее предупреждение! Именем императора, всем отойти! Стреляю при малейшей угрозе мне или этой женщине!
Возможно, маленький короткоствольный «глок» кому-то показался странным, но удивления никто не выказал. Народ умел распознать оружие, и факт его появления всех убедил в полномочиях Стэнтона.
Толпа дружно отпрянула, покинув своего коленопреклоненного вожака. Безумие не настолько захватило людей, чтобы они забыли о главенстве закона или рискнули схлопотать пулю. Стэнтон не мешкал. Бросив «арестованного», он подхватил Люксембург под руку и стал проталкиваться к помосту.
– Я хочу обратиться к людям, – сказала Роза. – Я должна объяснить…
– Никаких речей, – отрезал Стэнтон. – Укройтесь в штабе.
Партийцы окружили своего товарища и увели в здание.
Вспрыгнув на помост, Стэнтон сам обратился к толпе:
– Расходитесь! Так не годится скорбеть по императору. Расходитесь!
Вероятно, толпа и сама бы разошлась, но за нее всё решили: цокот копыт по булыжникам возвестил о запоздалом прибытии полиции.
Стэнтону совсем не улыбалось, чтобы его арестовали как самозванца, и потому он, не имея других вариантов, слез с помоста и вслед за социалистами зашел в штаб СДПГ.
В просторном вестибюле висели стяги, представлявшие союзы профессий, давно забытых в веке Стэнтона, – железнодорожных обходчиков, фонарщиков, жестянщиков, кожемяк, котельщиков, стеклодувов, клепальщиков и токарей по дереву. В иных обстоятельствах Стэнтон непременно полюбовался бы героическими фресками, созданными во времена благородной и вдохновенной борьбы за рабочую солидарность.
Однако нынешний вечер не располагал к осмотру достопримечательностей.
В центре зала группа бородачей с помоста суетилась вокруг Розы Люксембург, которая выглядела гораздо спокойнее своих соратников.
Заметив Стэнтона, один из них подошел представиться. Красивый, но слегка облезлый мужчина: высокий лоб, темная шапка густых волос, усы, молившие об уходе. Глаза за стеклами пенсне в металлической оправе смотрели испытующе, но не зло.
– Добрый вечер, господин полицейский, – сказал он. – Меня зовут Карл Либкнехт.
Стэнтон знал это имя. Оно было знакомо всякому, изучавшему современную историю. В несостоявшемся веке из всех депутатов рейхстага только этот человек голосовал против вступления Германии в войну. А через несколько лет его и Розу Люксембург до смерти забили на берлинской улице.
– Хью Стэнтон. Только я не полицейский. Это была уловка.
– Уловка? Очень странно, – сказал Либкнехт. – Впрочем, ничего удивительного. Будь вы полицейским, это стало бы первым случаем, когда полиция за нас заступилась. По-моему, вы даже не немец.