Как я и подозревал, пройти пришлось немало, прежде чем мы оказались на месте. Добравшись до конца улицы, снова свернули в какой-то узкий переулок, затем зашли в один из подъездов длинного выстроенного полукольцом девятиэтажного дома. Монах открыл хорошо смазанную металлическую дверь – она подалась без звука, и мы по шаткой сваренной из арматуры лестнице спустились в подвал.
Он прикрыл дверь и дальше пробирались вперед в полной темноте, практически на ощупь, воспользоваться фонариком он мне запретил. Монах, похоже, и без того отлично знал дорогу.
Я держал его за полу плаща, он перемещался в кромешной тьме, как летучая мышь, не сбавляя шага и ни разу не натолкнувшись на препятствие, и только изредка отдавал мне короткие команды, пригнуться или заблаговременно приготовиться к повороту. Я послушно следовал указаниям, постепенно утрачивая ощущение движения, казалось, что я муха, попавшая в чернильницу и беспомощно в ней барахтающаяся.
Когда уже совсем потерял ориентацию и перестал понимать, где нахожусь, впереди за широкой спиной Монаха замаячил тусклый свет.
У меня непроизвольно сложилось впечатление парения, будто бы мы несомые сквозняком неслись к огню, словно щепки в водовороте, или все те же сбитые с толку мухи, или, может, какие другие насекомые. Завороженно следя за щелкой света, даже не пытался понять, что передо мной, пока не увидел абрис двери.
Она была приоткрыта.
Монах остановился в пяти метрах от узкой горящей щели и три раза, в высокой тональности, коротко присвистнул; в ответ раздался похожий свист, тогда он подтолкнул меня вперед и ободряюще сказал:
– Смелее, егерь, не дрейфь. – Что-то похожее я слышал совсем недавно, и ничем хорошим для меня это не закончилось.
Осторожно открыв дверь, я вошел в низкую, обитую фанерными щитами комнату.
Первое, что увидел, – это широкий стол, за которым сидел бритый наголо детина, навскидку, выше меня как минимум на полголовы и тяжелее килограммов на тридцать, в насмешку целившийся отсоединенным от стоящего рядом в ближайшем углу винтореза лазерным прицелом. Вдоль стола, по обе стороны, во всю длину стояли узкие отсвечивающие серебром лавки.
Я посмотрел на световую метку на груди и спросил:
– Тебе весело?
– Весело, – ответил он. – Я за тобой полтора часа шел, пока не дал себя увидеть. Очень смешно!
Я почувствовал себя крайне глупо.
– Андрей, десять минут на прием пищи и бегом на крышу. Но для начала полный отчет. – В назревающую склоку вмешался Монах, внеся в атмосферу подвала нотку официоза.
Детина моментально отреагировал на его слова. Он выпрямился за столом, картинно расставил по швам руки и, круто задрав подбородок, четко, по-армейски и в то же время с заметной иронией отрапортовал: