Телефон всё не звонил, но теперь, вооруженному мечтой, ему всё было нипочем: игра была неисчерпаема, энергия партий-схваток яростна и неумолима, как восходы солнца, как сила воды, сметающей на своем пути остатки зимы. Ручеек несся по уличной колее вниз, в оживающее болото, туда, где скоро должна была зародиться новая жизнь, – у него на столе она рождалась каждый раз, стоило только расставить фигуры и продвинуть первую фигуру.
Лена и Сталёк остались в прошлом. Он попытался заинтересовать Сталька, показав ему самые простые комбинации, но услышал в ответ: «Я б лучше сыграл в петуха или в секу, там хоть поржать можно». Лена приняла его новое увлечение, как принимала всё вокруг, если это не меняло привычного ей распорядка жизни. Он теперь здоровался с ними на улице, но в гости больше не заходил, отделился окончательно. Они тоже перестали заходить к нему в избу.
В один из дней в Василёво занесло Валерика. Убивец притопал в деревню собственной персоной, лично принес Стальку водки, чтобы завести только что выходившегося бедолагу: пора было строить заново сгоревший при пожаре дровяной сарай. Бутлегер прошел мимо стоявшего на крыльце Мальцова, поздоровался как ни в чем не бывало, Мальцов посмотрел сквозь него веселым и беспощадным взглядом. Рожа у Валерика сразу же перекосилась от злости, но Мальцов сделал вид, что не заметил его реакции, хотя втайне почувствовал странное удовлетворение. На следующий день Сталёк потащился в Котово с рюкзаком, набитым инструментами, столкнулся с Мальцовым, несущим на коромысле воду. Сказал сам, как извинения попросил, хотя никто его за язык не тянул:
– Валерик – инвалид, один не справится, в деревне живем, надо помогать. – Мальцов пропустил его слова мимо ушей. Сталёк сразу как-то сгорбился, отвернулся, пошел месить глину на дороге, а Мальцов долго провожал взглядом его черную шатающуюся фигуру, пока она не скрылась из глаз.
Уазик пришел неожиданно, Николай позвонил за час до прибытия. Мальцов наспех собрался, покидал пожитки и оставшуюся провизию в кабину, обнял Лену. Сталёк пропадал в Котове на строительстве.
– Спасибо, Лена, за всё, не поминай лихом.
– Ты нас не забывай, Иван Сергеевич, приезжай, без тебя тут теперь пустыня.
– Приеду, если смогу.
Сел в машину, помахал рукой, зная, что вряд ли отважится вернуться.
Въехали на горку, он попросил водителя остановиться, пояснил:
– Тут всегда останавливались, когда в армию провожали или гроб везли на погост, прощались с деревней. Место такое… специальное.
Приспустил окно, смотрел на три черных дома, на сужавшееся на глазах пространство жизни, поглощаемое наступающим лесом. Окинул глазом округу: тонконогие березы и заросли олешника на полях начинали зеленеть, листья были еще совсем маленькие и клейкие, с копейку. В больших лужах отражались плывущие по небу облака. Еще раз взглянул на дедов дом, словно постарался получше запомнить, потом закрыл окно и сказал нарочито громко: «Поехали!»