– Эн-Шардух… – Ильегорский задумчиво кивнул. – Так Вы знаете марнитский?
– Немного. Может быть, накануне боя Нур-Балиль читал: «Благородство и честь у людей не в чести. Одиночество – спутник на этом пути»… Мой меч оборвал чтение.
– Да, мальчик мой, – вздохнул Ильегорский. – Весьма возможно, что Нур-Балиль любил поэзию. Он был образованным человеком. И, тем не менее, он был джаннаитом, врагом истинной веры; он сам хотел, как и все они, погибнуть в бою с иноверцами, чтобы в новом рождении воплотиться в просветлённого. О его чудовищной жестокости к пленникам-айюншианам Вы, конечно, наслышаны.
– Это-то и страшно, – прошептал Ванор. – Не видят ли марны нас такими же чудовищами, какими мы видим их? Между нами – кривое стекло. Как изуродованы, свиты в немыслимый узел души людей, если любовь – к Богу ли, к родине – приводит их к войне. Возможно ли вообще развязать этот узел? Или только – разрубить по живому?
– Меня тревожит, что Вы опять говорите глуше. Что с Вашим горлом?
– Ничего, – Ванор встряхнул головой. – Устал. Устал от бессмысленности.
– Что Вы считаете бессмысленным?
– Всё. И эти войны, и это веселье, и мою доблесть, и мои дворянские привилегии, и мою жизнь.
«Экзистенциальная фрустрация, – подумал Великий магистр голосом профессора Хэндзо. И уже своим: – Синдром смыслоутраты – и у кого?! – у представителя цивилизации третьего уровня, у семнадцатилетнего мальчишки. Ксенопсихолога сюда, со всеми его теориями эволюции психики и развития экзистенциальных потребностей, со всей его логотерапией!»
– Это муки рождения, – мягко проговорил он. – Из мальчика рождается зрелый муж. К сожалению, никто, и я в том числе, не выведет Вас из лабиринта этих вопросов. Вы должны пройти его сами. Одно только скажу: выход есть. Я не могу указать Вам смысл, но знаю точно: смысл есть, у каждого, в каждый миг жизни; бытие осмысленно и в терпении, и в поражении, и в страдании; Вы должны сами найти его, и найдёте.
Ванор выслушал этот спич со странным выражением – сосредоточенного размышления и снисходительного терпения, словно бы даже с оттенком неловкости. Ильегорский так и не понял его, а зондировать наглухо закрытое сознание Ванора не решился.
– Недаром имя Ваше на старом наречии означает «идущий», – с улыбкой заключил он.
– Уходящий, – чуть слышно поправил Ванор. Он тоже знал старое наречие.
_ _ _
Вадим нашёл Анну в лаборатории. Она и Атшери Тай в четыре руки – крошечные, изящные и гибкие человечьи и громадные, с семью ухватистыми четырёхфаланговыми пальцами джаргишские отлично дополняли друг друга – под контролем кирлиан-томографа шпиговали капиллярными зондами какую-то местную козявку. Анна едва кивнула Вадиму и сосредоточилась на дисплее. Джаргиш приветливо затрещало лицевым гребнем и на секунду вывернуло в сторону Вадима оба глаза.