Рабун Бей подавил зевоту. Он надеялся, что старик не начнет длительных философских рассуждений, и, чтобы предупредить готовящуюся речь, мягко спросил:
– Что ваша светлость может сказать относительно моей дочери Фари?
Рассеянный взгляд Гассейна скользнул по лицу Рабун Бея. Гассейн был смущен слухами о том, что Гамид увлекается белой женщиной. Намек Рабуна заслужил его одобрение. Гамиду пора было жениться. Эта женитьба должна заставить Гамида забыть о его новом увлечении.
– Как вы думаете, друг мой, нельзя ли ускорить свадьбу вашей дочери с моим дорогим сыном?
Рабун не пытался скрыть своей радости, он даже начал заикаться от удовольствия.
Гассейн становился все любезней и заговорил о свадебных преподношениях и приданом. Оба решили, что свадьба будет отпразднована по возможности скорее.
Выслушав торжественные, напыщенные рассуждения Гассейна, Рабун Бей оставил его.
Гассейн позвал слугу и велел ему прислать Цахилиноса. Молодой секретарь побаивался старика и повиновался ему беспрекословно. Цахилинос пришел тотчас же. Он молча вглядывался в темное, суровое лицо старика.
– Что вы можете сказать мне? – спросил Гассейн эль-Алим, внимательно рассматривая грека.
– Ваша светлость, принц Гамид вчера обедал с белой женщиной на террасе Шепхэрд-отеля. Затем он уехал и вернулся на рассвете.
– Он вернулся на рассвете от англичанки? – резко прервал Гассейн.
– Нет-нет! Он провел ночь в кафе «Брижон» с танцовщицей Мерседес.
Гассейн эль-Алим издал звук, выражавший презрение:
– Вы думаете, что принц Алим увлечен англичанкой?
Цахилинос повел плечами:
– О ваша светлость, в Париже об этом говорили. Теперь она собирается развестись со своим мужем.
Гассейн сурово посмотрел на него и отрезал:
– Можете идти.
Цахилинос поклонился и ушел.
Луч света, проникавший через ставни, падал на ковер. Гассейн непрерывно глядел на золотую полоску. Гамид и раньше увлекался белыми женщинами, но его увлечения продолжались недолго. Но с этой женщиной он встречался в Париже, а теперь она приехала в Каир.
Гассейн поднялся, подошел к окну и стал глядеть на улицу сквозь резьбу ставен. С невыразимым презрением он глядел на оживленную улицу с вереницей автомобилей, сетью телеграфных проводов, высокой линией домов. Он ненавидел цивилизацию, все, что было связано с ней и что она дала миру.
Он вспомнил о своей юности… О тех днях в пустыне, проведенных на свободе в битвах или отдыхе. Он вспомнил чувство, которое он испытывал, сидя на лошади, когда он несся с громким криком по просторам.
Проехал автомобиль. В нем сидел его сын, управляя машиной, и рядом с ним молодая женщина. Автомобиль замедлил ход, и Гассейн успел разглядеть ее лицо, затем машина исчезла в водовороте уличного движения.