Д’Круш подошел к окну, некоторое время смотрел на улицу и наконец, понурив голову, повернулся к ним.
– Я осознал свои ошибки, – пафосно начал он. – Они ужасны! Сколько страданий я причинил своим близким! Прошу меня простить. Невозможно изменить то, что уже сделано, но я хочу исправиться, совершая добрые дела. Я решил основать благотворительный фонд помощи беспризорникам в Мумбаи.
Алишия недоверчиво вскинула бровь, но Фрэнк не обратил на это внимания.
– Хочу, чтобы ты им руководила. А Дипак, если ты не против, будет тебе помогать.
– Это мама тебя надоумила?
– Тебе ли не знать, что она источник всей добродетели в моем мире! Я прислушался к ней, – прочувственно сказал д’Круш. – Кроме того, я решил закрыть эскорт-агентство Шармилы. Теперь она будет помогать семье Махале в их программе борьбы со СПИДом.
Дипак и Алишия молча уставились на Фрэнка. Он стоял спиной к окну, раскинув руки в эффектном жесте, и казалось, его сила и обаяние неиссякаемым потоком струятся из кончиков пальцев.
– Почему вы так на меня смотрите? – удивился он.
Боксер вез Эми домой к Мерси. Он решил попробовать новый способ построения отношений: не изображать из себя заботливого отца.
– Мы с мамой собрались поужинать сегодня в иранском ресторанчике на Эджвейр-роуд. Ты как, присоединишься? – небрежно предложил он.
Вопрос прозвучал странно и немного фальшиво.
– Было бы здорово.
– Если хочешь, можешь сначала повидаться с друзьями. Ты их давно не видела. Я скажу адрес, и ты сама доберешься. Местечко непритязательное, но мясо они жарят – пальчики оближешь! И выпивку можно с собой приносить, так что там дешево и весело.
– Хорошо, – рассеянно кивнула дочка, уже строча в мобильнике сообщение Карен.
Они приехали в Стрейтхэм. Эми поднялась наверх, Боксер с Мерси уединились на кухне. После откровенного разговора с матерью он вдруг осознал, насколько пустым и холодным выглядел этот дом. С ярко покрашенными стенами и уютной мебелью, он тем не менее не производил впечатления обжитого и гостеприимного. В нем не было ничего, что в понимании Чарльза должно создавать атмосферу семейного гнездышка. Боксера осенило: да ведь у Мерси никогда и не было настоящего дома! Отцовский напоминал казарму, а собственный – гостиницу.
– Куда уставился? – заметила его странный взгляд Мерси.
– Никуда, – отмахнулся он, присаживаясь.
– Что это с Эми? В кои-то веки она со мной по-человечески поздоровалась.
– У меня новая тактика, – признался Боксер. – Теперь я притворяюсь, что я не ее отец.
– Это тебя старая алкоголичка надоумила? Тоже мне эксперт!
– Эми говорит, что за эти дни Эсме не притронулась к бутылке.