Падение дома Ашеров (По) - страница 7

Он испуганно поклонился мне и прошел мимо.
The valet now threw open a door and ushered me into the presence of his master.Мой провожатый распахнул дверь и ввел меня к своему господину.
The room in which I found myself was very large and lofty.Комната была очень высокая и просторная.
The windows were long, narrow, and pointed, and at so vast a distance from the black oaken floor as to be altogether inaccessible from within.Узкие стрельчатые окна прорезаны так высоко от черного дубового пола, что до них было не дотянуться.
Feeble gleams of encrimsoned light made their way through the trellised panes, and served to render sufficiently distinct the more prominent objects around; the eye, however, struggled in vain to reach the remoter angles of the chamber, or the recesses of the vaulted and fretted ceiling.Слабые красноватые отсветы дня проникали сквозь решетчатые витражи, позволяя рассмотреть наиболее заметные предметы обстановки, но тщетно глаз силился различить что-либо в дальних углах, разглядеть сводчатый резной потолок.
Dark draperies hung upon the walls.По стенам свисали темные драпировки.
The general furniture was profuse, comfortless, antique, and tattered.Все здесь было старинное - пышное, неудобное и обветшалое.
Many books and musical instruments lay scattered about, but failed to give any vitality to the scene.Повсюду во множестве разбросаны были книги и музыкальные инструменты, но и они не могли скрасить мрачную картину.
I felt that I breathed an atmosphere of sorrow.Мне почудилось, что самый воздух здесь полон скорби.
An air of stern, deep, and irredeemable gloom hung over and pervaded all.Все окутано и проникнуто было холодным, тяжким и безысходным унынием.
Upon my entrance, Usher rose from a sofa on which he had been lying at full length, and greeted me with a vivacious warmth which had much in it, I at first thought, of an overdone cordiality-of the constrained effort of the ennuy? man of the world.Едва я вошел, Ашер поднялся с кушетки, на которой перед тем лежал, и приветствовал меня так тепло и оживленно, что его сердечность сперва показалась мне преувеличенной -насильственной любезностью ennuye [скучающего, пресыщенного (франц.).] светского человека.
A glance, however, at his countenance convinced me of his perfect sincerity.Но, взглянув ему в лицо, я тотчас убедился в его совершенной искренности.
We sat down; and for some moments, while he spoke not, I gazed upon him with a feeling half of pity, half of awe.Мы сели; несколько мгновений он молчал, а я смотрел на него с жалостью и в то же время с ужасом.