Падение дома Ашеров (По) - страница 9

In the manner of my friend I was at once struck with an incoherence-an inconsistency; and I soon found this to arise from a series of feeble and futile struggles to overcome an habitual trepidancy-an excessive nervous agitation.В разговоре и движениях старого друга меня сразу поразило что-то сбивчивое, лихорадочное; скоро я понял, что этому виною постоянные слабые и тщетные попытки совладать с привычной внутренней тревогой, с чрезмерным нервическим возбуждением.
For something of this nature I had indeed been prepared, no less by his letter, than by reminiscences of certain boyish traits, and by conclusions deduced from his peculiar physical conformation and temperament.К чему-то в этом роде я, в сущности, был подготовлен - и не только его письмом: я помнил, как он, бывало, вел себя в детстве, да и самое его телосложение и нрав наводили на те же мысли.
His action was alternately vivacious and sullen.Он становился то оживлен, то вдруг мрачен.
His voice varied rapidly from a tremulous indecision (when the animal spirits seemed utterly in abeyance) to that species of energetic concision-that abrupt, weighty, unhurried, and hollow-sounding enunciation-that leaden, self-balanced and perfectly modulated guttural utterance, which may be observed in the lost drunkard, or the irreclaimable eater of opium, during the periods of his most intense excitement.Внезапно менялся и голос - то дрожащий и неуверенный (когда Ашер, казалось, совершенно терял бодрость духа), то твердый и решительный... то речь его становилась властной, внушительной, неторопливой и какой-то нарочитой, то звучала тяжеловесно, размеренно, со своеобразной гортанной певучестью, - так говорит в минуты крайнего возбуждения запойный пьяница или неизлечимый курильщик опиума.
It was thus that he spoke of the object of my visit, of his earnest desire to see me, and of the solace he expected me to afford him.Именно так говорил Родерик Ашер о моем приезде, о том, как горячо желал он меня видеть и как надеется, что я принесу ему облегчение.
He entered, at some length, into what he conceived to be the nature of his malady.Он принялся многословно разъяснять мне природу своего недуга.
It was, he said, a constitutional and a family evil, and one for which he despaired to find a remedy-a mere nervous affection, he immediately added, which would undoubtedly soon pass off.Это - проклятие их семьи, сказал он, наследственная болезнь всех Ашеров, он уже отчаялся найти от нее лекарство, - и тотчас прибавил, что все это от нервов и, вне всякого сомнения, скоро пройдет.