— Ничего не понимаю, — ныл Карим, который путался уже после трех букв, — я никогда не научусь!
— Тихо ты! — шипела на него Мария и заставляла его повторять все сначала.
Она учила нас читать, а мы заново учили ее говорить.
Мария была дочерью школьного учителя из провинции города Файзалабад. Отец ее рано овдовел, и она с младенчества вместо игрушек возилась со старыми книгами с картинками, которые пахли пылью, и казалось, вот-вот рассыплются. Так она и научилась читать. Отец был бедным, почти как крестьяне, которые иногда, нехотя, отдавали ему в школу детей, чтобы те обучались грамоте. Крестьяне платили ему тоже нехотя, обычно чем-нибудь со своего огорода.
— Ваши дети не должны оставаться неграмотными, — все время повторял им учитель, — иначе они будут нищими и попадут в рабство, как вы. Вы этого для них хотите?
— Нет, учитель, — отвечали крестьяне, в знак уважения снимая шляпу.
Они действительно уважали учителя и искренне ему верили. Но времена были непростыми, и дети нужны были дома, чтобы помогать в поле или работать в доме у хозяина. На школу времени не было.
— Тебе надо учить детей богачей, — советовали учителю, — школа для них.
Но отец Марии не хотел идти к богачам. Пока ему не пришлось обратиться к деревенскому ростовщику, сперва один раз, потом еще. Он вернулся домой с сильной болью в груди и не проронил ни слова. На следующее утро двое мужчин пришли забрать Марию. Ее отец все так же лежал на своей подстилке, даже головы не поднял. С тех пор Мария больше не разговаривала.
— Но как тебя зовут на самом деле? — первым делом спросили мы ее.
— Меня зовут Мария, — ответила она, с трудом подбирая слова, — потому что вы меня так назвали. Моя семья — это вы.
Прошел почти год с появления Икбала, и между нами и впрямь что-то поменялось: раньше мы были просто детьми, которым досталась одна и та же участь, и каждый старался выжить, как мог. Теперь же мы сплотились, мы стали друзьями и даже чем-то большим.
Вместе нам удалось в одну из ночей расшифровать ту самую листовку, которую принес Икбал. Словно по волшебству все эти значки — криво, словно курица лапой, начерченные на песке, — обрели конкретный смысл. Мы увидели, как на бумаге появляется сообщение. Само — клянусь, мы были тут ни при чем. Оно вдруг возникло, и все тут.
Я помню, что сердце у меня застучало как бешеное. Я не могла поверить! Вот что значит уметь читать: ты смотришь на безжизненную вещь, и она вдруг становится живой, как человек, и говорит с тобой.
Мы закричали: «Ура!» — и тут же побежали каждый на свою подстилку, потому что, естественно, разбудили хозяйку.