– Бастианна, – позвала она, – открывая полог. – Вы слышите меня, Бастианна?
– Жива я, Маргрет, – послышался полусонный голос корсиканки. – Все еще жива. Не бойтесь, спите. До конца лета я еще как-нибудь продержусь. Зиму уже нет, но до конца лета…
– Завтра я переведу вас в хижину. Мне так страшно одной.
– Не нужно, даже если мне будет значительно лучше.
– Почему? – удивилась норд-герцогиня. – Хотите отдохнуть от Роя-Младшего?
– Запасов нам хватит на несколько дней. Хочу, чтобы эти дни вы провели одна. Помня при этом, что я все еще здесь, и, в случае чего, приду вам на помощь.
– Но почему вы так решили?
– Хочу, чтобы вы привыкали к одиночеству. К тому, что на острове только вы и ваш маленький сын. И никого больше. Лучше привыкать к этому сейчас, чем потом, когда уже действительно останетесь наедине со своим малышом.
Маргрет присела на камень у пригасшего костра и угрюмо молчала. Она понимала, что имеет в виду корсиканка, понимала, что та благоразумно готовит ее к своей смерти. Вот только мириться с этим не желала.
– Вы мудрая женщина, Бастианна.
– Это не я мудра, это мудра жизнь… Своей вещей, непостижимой мудростью.
* * *
Умерла Бастианна в конце октября, когда над островом уже бесилась пурга, все перелетные птицы покинули эту твердь, а фиорд покрылся льдом.
Увидев этой осенью, как улетают гуси, Бастианна разрыдалась и сказала, что скоро точно так же «улетит» и она. Вслед за стаей. На Корсику.
Умерла она тихо, спокойно и совершенно неожиданно. Накануне они вдвоем отхаживали Роя-Младшего. Он все же простудился, очень тяжело дышал, лицо его время от времени наливалось синюшностью, и, чтобы помочь ему, они с Бастианной устроили небольшую купель, а затем все тело натерли смесью гусиного и козьего жира. Это все, что они могли. Никакого иного лекарства у них под рукой не было, и никто никакого совета дать им не мог.
Малышу действительно стало лучше, и под колыбельную песенку Бастианны он уснул.
– Значит, жир помогает ему, – заключила Бастианна, довольная своими опытами. – Тут я еще приготовила отвар из трав и пила его. Не знаю, может, он и не помогает, но и не вредит. Травы ведь всегда дают человеку какие-то соки.
– Хорошо, Бастианна.
– А вы, Маргрет, похорошели. Много работаете, часто бываете на воздухе. Мы болеем, а вы хорошеете. Я рада за вас.
– Вы тоже держитесь.
Это был их последний разговор. Ночью Бастианне стало плохо. Она с трудом выбралась из хижины, села на устланный ельником и мхом камень, на котором теперь старалась сидеть как можно чаще, и у нее начались сильные рвоты. Какое-то время Маргрет поддерживала ее, ожидая, пока рвота закончится, чтобы перенести на лежанку. И перенесла, вернее перетащила, однако это уже не помогло: на рассвете корсиканки не стало.