Но Хайным спокойно сидела у огня, изредка перевертывая сковороды низом вверх, а Сарсеке лежал на своем текемете, сопел, стараясь уснуть, и, ворочаясь с боку на бок, мысленно ругал Хайным…
Наконец не выдержал, встал и, выходя, сам позвал Хайным из юрты, в которой ему стыдно было матери…
Хайным слегка хихикнула, спрятала под колпак черные волосы, оправилась и вышла…
… К утру пал иней, покрывший всю степь белой кисеею. Теперь видимое пространство степи, похоже, было на огромный ломоть черного хлеба, густо посыпанного солью.
Но первый теплый луч солнца слизнул эту соль, сорвал белую кисею, оставив лишь мелкие, хрустальные росинки на зеленой щетке, и открыл широкие, тихие, тоскливо зовущие куда-то дали. Небо совсем очистилось.
Из степи к аулу медленно подъезжали пастухи: два взрослых сына Карабая и один подросток Байгобыла. Сойдя с коней и перебрасываясь редкими односложными фразами, они устало пошли в юрту Карабая и стали расталкивать младших братьев. Разбудили их, поталалакали и умолкли; одолеваемые тяжелым сном, они свалились, кто где мог, и быстро уснули… Младшие, еще подростки, вышли из юрты, почесываясь и позевывая, лениво сели на тех же коней и плавной рысцой стали удаляться из аула в гладкую степь, к разбредшемуся остатку табуна.
Вскоре загудел тяжелый и глухой бас Байгобыла, а в пегой юрте затрещал частный и злой говор старой Айнеке. Она уже ругалась и гнала заспавшегося Исхака будить баб и заставлять доить коров и коз…
Исхак, не желая вставать, сдернул меховой овечий бешмет со своей жены и крикнул ей, чтобы она вставала. Но худенькая Бибинор крепко спала. Ежась от холода и подтягивая тоненькие смуглые колени к подбородку, она свернулась колечком и посапывала.
Исхак, не вставая с постели, достал ее пяткой и пнул в спину. Но Бибинор только застонала и продолжала крепко, по-детски спать.
Старуха поднялась. Пошла к снохе, взяла ее за косы и посадила на постели.
— Эй!.. дохлая!.. — закричала она.
Бибинор поняла, что надо куда-то скорее бежать. Она соскочила, выпрямилась, потянулась, ожесточенно почесала спутанные волосы и, слыша крикливую ругань, выбежала из юрты… И только там, ступив босыми ногами на оставшийся в тени холодный иней, проснулась.
Сарсеке в это время проходил мимо, направляясь в юрту Батырбека.
— Ой-бой, не дали спать, Бибтнор!.. — ласково сказал он, жалея молодую киргизку и дружески ей улыбаясь.
Бибинор тоже улыбнулась ему заспанными глазами и смущенно шмыгнула обратно в юрту. Вскоре вышел Байгобыл, окруженный крупными лохматыми псами, и, оставив Сарсеке, спросил его насчет распоряжений на день.