— Дак тут золотище богатое будет!.. И теперь семь золотников со ста дает…
— Ребята, видимое!..
— Но-о!..
— Ей-богу… Глядите-ка!
Сомкнулись в тесную кучу, приставили фонари, отчего на стенах шахты выросли громадные тени, и стали рассматривать камешек…
— Видимое!.. — наконец злобно передразнил старый шахтер… — Это колчедан вовсе…
— Колчедан?.. — недоверчиво промычал поднявший камень.
— Знамо, колчедан: на, смотри!.. — и рабочий ударил молотком по блестящему кристаллу. Получилась одна черная пыль…
Все разочарованно разомкнулись, принимаясь за тяжелые камни, пригибающие спины и вытягивающие черные, с напряженными жилами руки…
Сарсеке с товарищами пошли дальше в северный гизенок. Это был еще не глубокий, сажень в пять, круглый грот, в котором, благодаря сплошной каменной породе, работы велись без крепей.
Шестеро из пришедших сюда рабочих были киргизы, и только один русский, назначенный старшим. Киргизы сняли с себя малахаи, армяки и даже рубашки и, оставшись в одних овчинных чембарах и стоптанных чирках, пошли в забой. Старший молча пометил каждому место для шпура и, выбрав себе более удобное, сказал:
— Айда!
Странными звуками наполнялся каменный грот. Лезвия стальных буравов ударялись о камень, а по головкам их лязгающе били молотками, и целый дождь дробных стальных стуков смешивался с тяжким дыханием семи грудей…
— Х-гык-тук, тук-тук… х-гык, тук-тук-х-гык…
Все семеро тесно примкнули к каменной груди гизенка и, кто на коленях, кто на ногах, кто, полусогнувшись, вбивали в нее стальные занозы, кряхтели, когда молоток срывался, сбивая козонок руки, тяжело дышали и исступленно стучались, стучались, как в крепкую дверь, которая никогда для них не отворится… Слабо мерцали за поясами огоньки, бросая в пустую тьму пляшущие тени и освещая черные блестящие зрачки упрямо упершихся в каменную стену черных озлобленных глаз…
Видел Сарсеке, как туго напрягались сильные мускулы смуглых обнаженных тел его товарищей и как черные большие головы в засаленных аракчинах мерно кивали настойчивым ударом молотков… Он бил по своему буру, тяжело дышал и умел унестись мыслью наверх, в степные просторы.
А по соседству, на дне главной шахты, со строгим грохотом падали камни в громадную бадью, и когда она наполнялась, старший из рабочих сильно дергал за веревку, давая наверх знать, что бадья нагружена…
Взвизгивала цепь, и медленно, со зловещим скрежетом, трогалась бадья с места и начинала подниматься… Вот она исчезала в темной трубе шахты и только слала вниз какие-то странные, жуткие шорохи… Рабочие расходились в стороны и молча, напряженно слушали, как бадья идет все выше и выше…