– Я не оставлю его сейчас, – сказала она мне. – Он болен. Мне кажется, он может умереть.
Припадок Ридженси кончился. Только его правый каблук все стучал и стучал по полу в набегавших конвульсиях, как тот самый хвост, которого у него не было.
Мы с отцом потратили все свои силы, чтобы отнести его наверх, и все равно еле справились с этой задачей. Несколько раз мы чуть не упали. Я уложил его на королевского размера кровать, которую некогда делил с Пэтти. Что ж – ведь это он был готов умереть за нее, а не я.
Ридженси пролеживал у нас день за днем, и Мадлен ходила за ним, точно он был умирающим богом. Удивительно, какие вещи могут сойти с рук в нашем Провинстауне. Утром она позвонила в полицейский участок и сказала, что у мужа нервный срыв и она везет его в долгое путешествие. Не позаботятся ли они об оформлении отпуска? Поскольку у меня хватило смекалки еще до рассвета вымыть багажник патрульного автомобиля и оставить его у городской ратуши с ключами под сиденьем, никто не мог связать отсутствие Ридженси с моим домом. Мадлен аккуратно звонила в его офис – каждое утро на протяжении четырех дней – и болтала с сержантом о его самочувствии, и о паршивой погоде в Барнстебле, и о том, как она отключила телефон, чтобы Элвина не беспокоили. И она действительно попросила телефонную службу, чтобы ее номер отключили. Потом, на пятый день, Ридженси допустил ошибку, начав побеждать болезнь, и у нас стали разыгрываться кошмарные сцены.
Он лежал в постели и поносил нас всех. Говорил о том, как он нас арестует. Обещал прижать меня за посев конопли. Еще он собирался повесить на меня убийство Джессики. Мой отец, объявил он, является тайным содомитом. Он, Ридженси, уедет в Африку. Станет профессиональным солдатом. Сначала он хотел заглянуть в Сальвадор и прислать мне оттуда открытку. Там будет он сам с мачете в руках. Ха-ха. Он сидел на кровати – мускулы выпирают из-под футболки, рот перекошен после удара – и слушал собственный голос, который теперь доходил до него новыми внутримозговыми путями, а как-то раз схватил телефон и разбил его, обнаружив, что линия мертва. (Я вовремя успел оборвать провод.) Мы давали ему транквилизаторы, и он проламывался сквозь таблетки, как бык сквозь забор.
Справиться с ним могла только Мадлен. В те дни я увидел ее с новой для себя стороны. Она унимала его, она клала руку ему на лоб и успокаивала его и, когда все остальное не срабатывало, укорами вынуждала его замолчать.
– Уймись, – говорила она, – ты расплачиваешься за свои грехи.
– Ты меня не бросишь? – спрашивал он.