— Я вообще напридумывала себе, — говорила Вера, — что вот идет прекрасное поколение, которое посмеется над всем суетным. Они будут любить человека и любить Землю. Служить деревьям, птицам, вот этому морю, считая все остальное мурой и тленом. И даже так: соберут свои обручальные кольца… и отольют золотую статую Любви, простую и понятную. И ей-то и будут поклоняться… Вот видите, и я фантазерка, хотя, конечно, чересчур уж по-женски… Сама понимаю… Но это так, для души, когда я пыталась вообразить, о чем вы пишете.
— Знаете, Вера… Симохин и Кама — это, возможно, и не очень сказка. Это, может быть, и правда, Вера. Да, да, да. Сегодня уже поздно, но завтра я обязательно поеду туда. Вернусь и скажу вам. Это вам, Вера, надо садиться за машинку и писать повести, а не думать о Керчи.
— Вот видите, как вы щадите начинающих мечтателей, — усмехнулась она, снимая куртку.
— Да нет же, Вера. У меня теперь всплыли такие детали…
— Берите, берите вашу куртку, — сказала она. — Я дойду здесь, по берегу, а вам надо бежать. Это уже реальность.
Я увидел ее бледное лицо, ее огромные горькие глаза, которые сегодня мне стали еще понятнее, и ко мне действительно вернулась реальность.
— Вы не поедете ни в какую Керчь, Вера.
— Так скоро, Виктор Сергеевич, что мне самой страшно, — проговорила она. — Бабушка сегодня уже сама ходила в магазин и сама варила обед. Через неделю, Виктор Сергеевич. И даже точнее: в следующую субботу. Я ведь уже подала заявление о расчете. Так я решила.
— Вот в будущую субботу? — даже не поверил я.
— Я должна, Виктор Сергеевич, — сказала она твердо. — Идите, идите. Опоздаете.
Я невольно потянулся к ней и пожал ей руку, а когда поднялся на обрыв, увидел, что она стоит с поднятой над головой папкой.
Я шел к остановке, а тишина вокруг была странно завороженной.
Удивительно, что Верин рассказ наполнил меня какой-то новой энергией. Я не чувствовал осадка. Напротив, у меня теперь появилась цель: убедить ее, доказать, что она обязана освободиться, изменить свою жизнь… Я должен это сделать. И не только для нее, но и для себя. Но почему для себя? Потому что это необходимо ей и мне. Необходимо нам. Во всяком случае, она не ошиблась: между нами не осталось недомолвок, и я, и самом деле, почувствовал облегчение. Именно эта ясность и нужна была нам. Ах, Вера! Все будет хорошо. И ведь до чего же она была умна! До чего глубокой была ее мысль: «Если море будет живое, всегда будет жить Степанов…»
Непонятное блаженство и великая доброта как бы сошли на землю, окружив эти спящие домики, дворы и длинные заборы. Чуть светилось небо и кто-то зажигал надо мной все новые звезды, как лампочки вычислительной машины. Ну и громаден, ну и прекрасен был этот мир! И вдруг меня осенило и словно ударило током. Мне не надо было выдумывать никакого особого финала «Лиманов», а только перенести на бумагу тот финал, который создал сам Дмитрий Степанов. Написать все, как было!.. Да, да, да! И больше ничего!