Наверное, я задремал. Мне было очень тепло, и, услышав голоса, я не поднял головы.
— Товарищ пишатель! А товарищ пишатель!..
Я открыл глаза и увидел криво улыбавшееся доброе лицо Цапли, который таращился на мое плечо. Рядом покачивалась лодка, и в ней стоял Голый. На нем были серая ватная фуфайка и темные брюки.
— Прошу, — сказал он. — За вами прислали.
Я встал и пошел к лодке:
— Спасибо… Не добросите до Темрюка, ребята?
— Ага, ага, — кинулся к мотору Цапля. — В больницу нас. А кто стрелял?
Я сел в лодку, и мы застрекотали.
— А мы с Саней спим, у нас шалашик-то вон он, близко. Ага? Вдруг — бомц! Опять убили! А Саня говорит: утку. А я говорю: не-е, Саня, моторы-то почему? Ага? Опять мы свидетели. А ружье-то наше до сих пор на экспертизе…
— А кто вас прислал? — спросил я Голого.
— А девушка Симохина, с которой вы были, — сказал Голый.
— А где она?
— Поехала людей поднимать, — ответил он.
— А мы, когда услышали, тоже в лодку. А тут как раз эта. Ага? Она нам и сказала. Об этом тоже писать в газете будете?
Меня вдруг поразило, что Голый сказал: «Девушка Симохина…» Откуда ему это было известно?
— А кто стрелял? Видели? — возбужденно захлебывался Цапля, подкручивая мотор. — Прохор, да? Из Ордынки кто?
— Нет, не из Ордынки, — ответил я.
— А с таким мотором разве поймаешь? — продолжал Цапля. — Здесь спецмотор нужен, секретный, как у военных. А лодку мы нашли.
— Какую лодку? — спросил я.
— А ту, где он сидел, который стрелял. Рыбацкая. Он лодку бросил и ушел в камыш. Может, утонет. Ага? — почти радостно заключил Цапля.
— Скажите, — повернулся я к Голому, — а откуда вы знаете, что она — девушка Симохина?
— А как же! — тут же наклонился ко мне Цапля, но взглянул на Голого и замолчал, отвернулся от меня, мучаясь, ерзая. — Так теперь чего, Саня, — не выдержал он. — Симохина-то все равно…
— Девушка, — многозначительно сказал Голый. — Ясно?
— Что девушка? — не понял я.
— Девушек нельзя впутывать, — с большой убежденностью сказал он. — Не полагается. Вот я, может, и сам на этом залетел, если хотите знать. — И, подтянув рукав, он показал выколотое на руке сердце и буквы «В — 1965». — С летчиком в Ейске вышло. Ну вот я, понимаете, сел по правилам Уголовного кодекса. Вышел, а у нее новый фраер. Но я вышел-то на свободку с чистой совестью, а не для того, чтобы ее убивать. Хотя, конечно, биографию себе заработал. Даже сюда устроился, и то на подозрении. Зачем, говорят, на лиманы залез? Но я женщин обижать не могу. Мать ведь у меня женщина.
— Тут куда хочешь иди — работы нет, — вставил Цапля. — Если на рыбокомбинат — сезонная. А еще-то куда? Или в Ростов уезжать надо. А костюмчик за что купить, если приодеться? Ага? — И, привстав, он похлопал себя по заплатанному заду.