— Что с вами, Настя, случилось? Какие заботы?
— Нет никаких, — встрепенувшись, почти виновато сказала она.
— А знаете, Настя, кто вы в таком наряде? Вы настоящая цыганка, честное слово. И не скучайте.
— А у меня и правда бабка была цыганкой. Самой настоящей, — подтвердила она серьезно.
— Не погадаете? — попытался я восстановить веселье.
— Вам? — она вскинула брови.
— Да, что на сердце, что под сердцем…
— А позолотить ручку? — И, засмеявшись, она отставила вазочку с мороженым, а я протянул ей ладонь.
— Это смотря что вы мне нагадаете, Настя.
— А что вам суждено… Одну правду…
Пока, склонившись, она водила пальцем по моей руке и чересчур усердно сжимала губы, я заметил, что вокруг столика Глеба Степанова суетились сразу два официанта, а человек из камня пытался всучить барышне целый фужер коньяка, но та неумолимо не замечала его заботы. Во мне проснулся угрюмый исследователь: я пытался понять, отчего именно черная кружевная спина казалась чугунной и безнадежно унылой. Что за странность, в самом деле? Плечи были даже не по-современному узки, женственны, и талия, может быть, даже завидная, и шея как шея…
— Линия жизни долгая, — наконец объявила Настя и проницательно посмотрела мне в лицо. Потом взялась разглядывать какую-то другую, неимоверно запутанную колею моей жизни.
— А вам еще не надоело здесь? — спросил я, ощущая, как по мне расползалась сонливость, родничком разливавшаяся по жилам руки, лежавшей в центре бурого пятна. Мне почему-то вдруг захотелось, чтобы эта барышня-пуд повернулась и посмотрела в нашу сторону.
— Человек вы обеспеченный, — не подняла головы Настя. — А положение у вас такое, что вас, наверное, побоится даже… — Она подумала и вздохнула: —…может быть, и прокурор.
Я не выдержал и расхохотался, так как никогда не слышал о себе ничего более веселого.
— А кто этот прокурор? — спросил я.
— А если будете смеяться, не сбудется, — с шутливой угрозой сказала она.
— Нет, где эта линия прокурора, покажите мне! Почему меня должен бояться именно прокурор? Нет, вы мне покажите, где эта линия… Где этот прокурор?
— Потому что надо верить в гадание, — убежденно сказала Настя и опять сдавила мою ладонь, что-то еще выискивая на ней. — В настоящее время… видите, вот эта черточка… поперек… извилистая… у вас удар в связи с потерей ценных бумаг… каких-то документов.
Я забыл о нашей иве, о высоком небе, в котором летали птицы, о загадочной кружевной спине, откинулся от стола и посмотрел прямо в лицо необыкновенно прозорливой цыганке.
— Это, между прочим, так и есть, — сказал я. — В самом деле очень ценные. Так вы их нашли? Ведь вы нашли, да? — Я, кажется, понял, почему она так настойчиво переспрашивала мое имя и отчество. Не обязан ли я этой потере тем, что она пришла на свидание?