Она положила зеркальце на стол... Борисов вышагивал от окна к двери, замирал на миг, и снова шел к окну.
«Смешно. Тощий, бесцветный, и стаканом качает. Да еще у доски разгуливает. Нет, просто он такой оригинальный. А говорит здорово!»
Она нарисовала длинноногого атлета с гитарой — нагого, танцующего, с волосами вразлет. «Может, я талантливая, — подумала Жанка. — Мне бы художницей быть. Может, у меня вообще много талантов. Я неисчерпаема, как... как...»
— Древняя история — кладезь... — ни с того ни с сего, показалось Жанке, сказал Борисов.
«Вот именно, сэр, как кладезь, — подхватила она в мыслях. — Вы оценили меня по достоинству. Только крепче держите свой стакан, а то уроните. И сколько же вам все-таки лет? Сорок, тридцать пять? А вы вообще ничего, симпатичный и очень нравитесь мне. Я вам тоже? Мерси. Ну что ж, продолжайте в том же духе. Что? Древние рукописи, библия? А в учебнике про это нет. Вы нестандартны, отнюдь. Да, вы большой умница и даже симпатичны мне...»
Она полюбовалась фигурами в своей тетради и взглянула на часы. Сейчас будет звонок... «Ваши глаза, маэстро, мутны и блестящи, как отшлифованная галька. Настоящего они не видят, и лишь фиксируют события далекого прошлого. Вы случайно не тот чудак, что изобрел машину времени? А-а, понимаю, вы — Калиостро! Ну, ну, очень приятно познакомиться. А вот и звонок. До следующих занятий, сэр».
Студенты шумно устремились к двери. Жанка накинула на плечо ремешок сумки и вышла в коридор.
Зеркало в туалете уже занято: одна девица причесывается, две другие возле нее курят. Эти старшекурсницы вечно все занимают.
— Кто, Борисов-то, по зарубежке? — сказала девица с обесцвеченными, как леска, волосами. — Так он отродясь женат не был. У тебя есть английский словарь, а то мой в общежитии?
— Он что, женоненавистник? — поинтересовалась другая.
— Возможно, — зевнула первая, — он вообще загадочный дядя. Мистер Икс.
«Ого! — подумала Жанка. — Все считают его загадочным...»
Ну как же это вышло, что она сама читает теперь только исторические книги? И страшные исторические сны комментирует его глуховатый четкий голос. За ним, в этих снах, охотится инквизиция, а она трясется от страха, заметает следы его, хочет спасти, спрятать. Но он все так же упорно ее не замечает и молча отказывается от ее помощи. Да у нее самой историческое имя: Жанна! Она сражалась, ее пытали, ее сжигали на площади вместе с одной старой колдуньей, но, запылав, колдунья вдруг становилась юной и спортивно прекрасной, в джинсах и батнике, или вовсе превращалась в одноклассницу Нинку Чувыкину и кричала Жанке: «Ты его не во сне спасай, а наяву!..» Нинка, она всегда такая, любит всех спасать. Это же Нинка!