Я настороженно кивнула — это вопрос меня, действительно, очень интересовал. Меня вообще терзала уйма вопросов, да и свойственное мне недоверие не отпускало моей руки, но от изумления я молчала и просто смотрела на Матильду, внимая каждому ее слову.
— Я, как ты заметила, уже взрослый человек с большим жизненным опытом, и во многом разбираюсь, — женщина позволила себе покровительственную полуулыбку, — скажем так, достаточно хорошо. А также живу согласно определенным принципам. Один из них — если хочешь помочь человеку, помоги делом, а не словом. На слова я скупа. Когда я узнала про тебя, я, естественно, как твоя крестная, — слово „мать“ Матильда избегала, — решила помочь тебе. Поскольку мы не виделись ни разу в жизни, было бы очень странно, если бы я приехала с объятиями, поцелуями и подарками. Это было бы крайней неестественно, — при этом она даже поморщилась. — Я даже не знала, примешь ли ты меня или нет. Все-таки, — она взглянула мне прямо в глаза, взглянула насмешливо, но почти по-доброму, — ты очень характерная девочка. Да и воля, как я вижу, у тебя есть. И свое собственно мнение.
Так она впервые похвалила меня — в своей особенной манере, как бы между делом, и мне это понравилось. Я, не привыкшая к тому, что родственники хвалят меня, испытывая одновременно какое-то детское внутреннее смущение, смешанное с удовольствием, отхлебнула свой кофе из чашки и чуть не подавилась — таким большим был глоток.
— Поэтому я решила какое-то время помогать тебе материально, — продолжала крестная. — И лишь потом, когда ты привыкнешь и поймешь мои добрые намерения, рассказать тебе правду.
Наверное, она сделала правильно. Кто знает, что бы я учудила на первом курсе? Это сейчас я стала более взрослой и более взвешенной. А так я действительно чувствую ее поддержку. Без помощи Матильды мне пришлось бы туго, и кто знает, может быть, я изменила бы свое решение, и вернулась туда, откуда ушла. Хотя, нет, я бы не вернулась — ни за что. Я мечтала стать журналистом, чтобы писать о том, что по-настоящему волнует людей, о том, что может хоть как-то им помогать. И я пообещала сама себе, что стану им. И пусть я не поступила на факультет журналистики, а на филфак, от своей цели я не откажусь.
— Вот как, — сказала я, отрывая взгляд от жемчужной нитки на ее шее и поднимая его к ее светлым глазам-хамелеонам, умело накрашенным и спокойным. — Здорово, что вы так поступили. Но…
— Но?
— Не поймите неправильно. Но как я могу точно знать, что вы говорите правду? — спросила я, выпуская мучающее меня недоверие наружу. Один голос в моей голове — звонкий, чистый — счастливо кричал о том, как здорово, что у меня теперь есть настоящая крестная, а другой — похожий не шорох гравия — тихо, но настойчиво, с паузами и лукавой интонацией говорил: „Ты не должна доверять незнакомым людям. Кто она такая и что она от тебя хочет? А если это ловушка?“. И я не знала, какой из голосов прав.