Волнение профессора передалось Седельникову.
Глаза его вспыхнули тревожным огнем, и задрожали побледневшие губы.
— Ты зачем об этом спросил? Почему так волнуешься?? — бросал он вопросы. — Говори все! Я перенесу самую тяжелую весть, но я должен все знать… Все…
Профессор переглянулся с Жуковым и, найдя в его глазах ответ, вынул записку и отдал ее моряку.
Седельников долго всматривался в этот клочок с кривыми, беспорядочными строками, нахмурил брови и усиленно соображал что-то.
— Эту записку писали мне… — шепнул он. — Но кто эти «они»? Не бред ли это? Не призраки ли, являющиеся больному воображению? Почему так далеко от города была брошена записка?
Но на эти вопросы никто не мог дать ответа.
Уже совсем стемнело, когда они молча вернулись в палатку обогреться и отдохнуть перед завтрашним днем, так как было решено спуститься в долину, обследовать город и найти причину пожара и гибели города.
Когда после ужина в палатке погасили свет, вдруг затихший Седельников пронзительно крикнул:
— Скорее, скорее огня! — кричал он.
И когда вспыхнул фонарь, Залесов и Жуков увидели его встревоженное, перекошенное лицо.
— Помните? Помните? — спрашивал он, в волнении разводя руками и хватаясь за горло. — Дневник Тоультона Гренгмута? Дневник Гренгмута… Он тоже видел кого-то… он их звал… и погиб необъяснимой, загадочной смертью… Это ужасно!..
Все молчали, пораженные упоминанием об этом событии, давно уже позабытом.
На другой день с утра трое друзей двинулись в путь.
Лагерь остался на прежнем месте, а матросам было приказано далеко не отлучаться и в случае какой-нибудь опасности давать сигналы выстрелами.
Через город прошли быстро, нигде не останавливаясь, на чем особенно настаивал профессор Залесов, боявшийся за Илью Максимовича, волнение которого росло с каждым часом.
Мучимый тревожными мыслями, навеянными короткой запиской с полными страха и растерянности словами, Седельников не находил минуты покоя. Его гнало все дальше и скорее, и он не знал: надежда или отчаяние принуждают его бежать к какому-то неведомому концу. Трое людей, завернутых в меха, как привидения или звери, чующие за собой погоню, безмолвно мчались по мертвому городу, оставляя за собой лишь узкий след лыж.
Профессор, однако, поспевая за своими молодыми спутниками, упорно думал о том, где начать свои поиски оставшихся в живых женщин.
— Город для нас бесполезен! — соображал Залесов. — Не в нем жили те, о которых так непонятно упоминалось в записке… «Они» пришли потом… после того, как на кладбище за городом выросли три тысячи могильных холмов… Но кто «они»?.. Люди? Звери? Призраки страшной полярной ночи?